Институт благородных убийц

«Еще как стоило». — Она обаятельно рассмеялась, слегка запрокинув голову назад. Она была самую капельку полновата, с тугими щеками, мраморно-бледной чистейшей кожей, которая красиво контрастировала с черными волосами. Глаза с едва заметной раскосинкой. Если бы не белейшая кожа, с первого взгляда можно было бы заподозрить в ней восточную кровь.

Она сказала: «Меня Лера зовут», и я, наконец, вспомнил ее. Она из регистратуры. Мы живем с ней в одном общежитии, но знакомы только шапочно, если не сказать больше, когда-то перебросились парой-другой фраз. И тут нате вам — она за мной ухаживала.

«Я принесу вам попить». Когда она вышла, я судорожно пригладил волосы и проверил, что на мне в наличии из одежды. Кажется, все в порядке. Она вошла, протянула мне стакан с водой. Я обмирал от стыда, беспомощности, все это казалось мне недоразумением. «Я сейчас уйду». Я попробовал пошевелиться.

«Об этом не может быть и речи!»

Я, поломавшись для виду, позволил себя уговорить и снова откинулся на подушку — сил во мне действительно было всего ничего.

«Мне пора на дежурство, — сказала она, — но обещайте, что будете здесь лежать, пока не выздоровеете. Подруга все равно уехала домой».

После ее ухода вдруг пришла какая-то шальная радость — вот я лежу в этой комнате, и никто об этом не знает. Я упрятан от всего мира, и миру нет дела до меня. Не нужно делать ничего. Прошлого уже нет, а будущего еще нет. Безвременье.

Лера давно ушла, а я все думал о ней. Не то чтобы я не верил, что могу понравиться ей, но как-то смутило меня все это, тем более что девушка мне нравилась. Вечером она принесла мне поесть. Я, поскольку успел за это время почистить зубы, наспех обмыться и переодеться, стал увереннее и смелее. «Можно поцеловать вашу руку? — расхрабрился я. — За все, что вы для меня сделали». Она разрешила. Вышло немного неуклюже, но вполне уместно. Она снова засмеялась. Она была крупная, с плавными движениями, что называется, уютная. Посмотрит прямо в глаза, а потом отведет взгляд. Теперь я вполне мог поверить, что нравлюсь ей. Когда она прикоснулась к моему лбу, чтобы померить температуру, рука у нее подрагивала.

Лера мгновенно вышла на передний фланг моей жизни. Три дня она обеспечивала мне уход. Три дня она была для меня единственной связью с окружающим миром, да что там, самим этим миром была. Носила пюре с гуляшом из столовой, какие-то соки. Поскольку я подозревал (теперь уже был почти уверен), что нравлюсь ей, то не мог спросить: «Зачем вам это все нужно, Лера? Почему вы со мной возитесь?» — потому что боялся смутить ее. Единственное, о чем я решился ей сказать, — это то, что у меня нет денег, на что она испуганно замахала руками, о чем вы, мол.

Я не торопился сбегаPть из комнаты. Чувствуя сожаление оттого, что поправляюсь так быстро, лукавил, говоря, что чувствую себя еще очень плохо. Сокрушался, что доставляю ей столько хлопот. Она горячо возражала, просила не вставать, поболеть еще, поскольку я слишком слаб. Я был спокоен и счастлив, как никогда в жизни. Меня украли, упрятали подальше от посторонних глаз и ухаживают за мной. Я снова был ребенком. Я не хотел никаких серьезных разговоров. Болеть бы так вечно.

Бешенство оттого, что мать задним числом выправила мне инвалидность, уже прошло, но я получал мстительное удовольствие оттого, что вот я лежу здесь, а она даже не знает. Телефон я выключил, специально оттягивал момент, когда мне нужно будет выйти в реальный мир. В мире, где я жил сейчас, меня все устраивало. Мне нравилось, расслабленно выложив руки поверх одеяла, вяло думать ни о чем конкретном. Читать книжки, ожидая, пока Лера вернется с дежурства и зайдет ко мне. И сама Лера мне нравилась. Даже больше чем нравилась. Я думал о ней постоянно, пока ее не было, и мысли мои были далеко не безгрешны. Я откровенно желал ее. Желания были сильнее меня, как будто я снова был подросток, а не двадцатитрехлетний мужчина. Болезнь каким-то образом усиливала похоть. Двусмысленность моего положения делала ее почти невыносимой. Лера присаживалась на кровать, клала мне руку на лоб, участливо заглядывала в глаза, протягивала таблетки, а я думал лишь о том, что хочу ее.