Институт благородных убийц

Потом мы долго ходили по магазину, набирая продукты в корзинку (половину из них, я знал, она потом попросит заменить — в тот момент, когда подойдет очередь в кассе). Она попросила меня купить ей томатный сок, курицу, много шоколадок, порошковое картофельное пюре из новой рекламы и какие-то жгучие специи. На обратном пути силы оставили ее, и она буквально повисла на моей руке, невидящими глазами уставившись вперед. В лице появилась отрешенность.

Но я ошибался насчет ее самочувствия. Придя домой и повалявшись буквально полчаса на тахте, она снова стала активна, и заявила, что будет печь пирог. Я отвел ее на кухню и оставил там в компании баночек с дрожжами, миски и десятка яиц. Лицо ее было энергичным и одновременно пустым, как у бездумного младенца, который взял лопатку и собирается лепить куличики из песка. Ее отсутствие дало мне шанс прибраться в комнате спокойно, без ежесекундных понуканий. Может быть, удастся даже незаметно что-нибудь выкинуть. Только я стал прикидывать, как бы половчее избавиться от растрескавшегося гипсового слона, который пылился на антресолях, как из кухни раздался крик. Я слез с табуретки и рысью побежал туда. Зинаида Андреевна сидела за столом, где я ее оставил, и с ненавистью смотрела на миску, что стояла перед ней.

— Что случилось?

— Попробуй-ка. — Она протянула мне ложку, в которой белело тесто.

— Зачем?

— Попробуй.

Я потянул ложку ко рту и отшатнулся — из нее разило чем-то едким с примесью, как мне казалось, ацетона.

— Господи, Зинаида Андреевна, что это? Дихлофос?

— Значит, мне не показалось, — мрачно констатировала она и с ожесточением сунула ложку в месиво в миске.

— Что вы туда насыпали?

— «Насыпали, насыпали»! — передразнила она меня. — Пакеты надо ставить дальше друг от друга, вот что. Испортил мне пирог. Радуйся теперь.

Я догадался, что произошло, и стал смеяться.

— Стиральный порошок, — констатировал я. Она перепутала кули и зачем-то взяла тот, который был с порошком, хоть он и стоял под мойкой, а мешок с мукой — на полке. Ее мое веселье не обрадовало.

— Ты уверен, что порошок?

— Еще бы.

— Попробуй еще раз. — Она все еще надеялась, что свершится чудо и порошок обратится в муку. Ложка снова потянулась ко мне. — Может, ты все-таки ошибся.

— Нет, спасибо. — Я еле увернулся от подношения.

— А там три яйца. Маргарин. Молоко, — мрачно констатировала она убытки.

Она долго еще вздыхала, глядя вдаль. Я достал ей свежую порцию яиц и вернулся к уборке. Увлекшись тем, что приговаривал мысленно к снесению на помойку то один предмет обстановки, то другой, я не сразу понял — что-то происходит на другой половине квартиры. Я заглянул в ванную.

— Что вы делаете, Зинаида Андреевна, стираете? Не стоит, я могу и сам.

Она буркнула что-то и посмотрела на меня странно. В руке она держала свою ночную рубашку, барабан машины был уже заполнен одеждой практически под завязку. Я уже собрался было уйти, как заметил миску с месивом, что стояла здесь же на табуретке. Содержимого в ней явно поубавилось.

— А зачем вы принесли сюда кашу-малашу? — поинтересовался я.

Она опять пробубнила что-то невразумительное. И тут меня осенило. Я протянул руку, чтобы заглянуть в отделение, куда засыпался стиральный порошок, но получил удар по пальцам.

— Зинаида Андреевна, — вкрадчиво начал я, — вы что же, решили постирать белье этим, мм, тестом?

Она взглянула на меня с откровенной злобой.

— Дайте мне посмотреть, что вы засыпали в машинку.

— Нет.

Значит, я был прав.

— Откройте машинку, или она сломается!

Она не испугалась и еще крепче вцепилась в приборную панель.

— Вы вообще не в себе? Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете? Доктору, может, позвонить?

— Иди отсюда и не мешай мне.

— Зинаида Андреевна, насколько я знаю, вы не стали свидетелем ленинградской блокады. Вы не голодали. Откуда такое крохоборничество, объясните, — меня явно несло не туда, но я не мог уже остановиться.

— Там порошок, — не сказала — выплюнула она, — в самый раз для стирки.

— Да. И еще яйца, мука и маргарин!

— Яйца даже полезно для белья.

— Выньте это немедленно.

— Не выну.

— Засыпьте нормальный порошок. Я куплю вам еще. Не надо дурить.

— Меня устраивает и этот.

— Перестаньте сходить с ума! Выкиньте эту гадость!

Она смотрела на меня, как, вероятно, смотрит крыса, которая не может сбежать и вынуждена обороняться.

— Вынимайте.

Она неожиданно ловко захлопнула крышку барабана и потянулась к стартовой кнопке. Я перехватил ее руку.

— Послушайте меня, — сказал я медленно, чуть ли не задушевно. — Или вы это сейчас выбрасываете, или я вас заставлю это съесть. Я не шучу. Ну?

Прошло несколько томительных секунд. Наши взгляды встретились. Если бы она отступила тогда, я бы, возможно, еще ее пожалел. Не посмел бы. Не решился. Но она снова потянулась к кнопке. Я перехватил ее кисть. Легко, чтобы не делать ей больно. В мои планы не входило убивать ее так прямолинейно, грубо, рискованно.

Но она вдруг закричала истошно:

— Караул! Помогите!