Институт благородных убийц

Зайдя в аптеку, я увидел, что Света разговаривает по телефону, и хотел уже было прошмыгнуть мимо нее в помещение для персонала, но она заметила меня. Теперь, верно, поспешит доложить Катерине Семеновне, что я опоздал. Света вообще всегда с подчеркнутым интересом относилась к моей персоне — негласно посвятила себя в надзиратели и осведомители хозяйки. Тот факт, что я игнорировал ее тем сильнее, чем активнее она была, ее не останавливал. И сейчас я напустил на себя независимый вид и не извинился. Она лишь сузила глаза, когда я поздоровался.

Работа в аптеке меня тяготила, я не дорожил ею по-настоящему. Если честно, я вообще ею не дорожил. По секрету скажу, я вообще думаю о том, чтобы уволиться.

Света же относится к своим обязанностям крайне серьезно, и сверх обязательных дел сама себе выдумывала интересные и полезные, по ее мнению, занятия — вела шапочный учет покупателей, когда была в духе, или принималась вдруг рассуждать о том, что нам нужно бы напечатать рекламные листовки. Все эти посылы, впрочем, растворялись в воздухе вместо того, чтобы оформиться во что-то конкретное. Света, наконец, решилась.

— Всеволод, — окликнула она меня. — Мне звонила Катерина Семеновна.

Катерина Семеновна, хозяйка (благодетельница, как любит называть ее мама), никогда не высказывает мне своих претензий напрямую — не может, наверное, преодолеть барьер кумовства. Ей неловко признаваться в лицо сыну своей подруги, что он несовершенен, поэтому часто проводником этой информации выбирается Света, и лучшего Катерина Семеновна придумать не могла бы.

— И? — спросил я задумчиво.

— Она вчера просмотрела ведомости и говорит, что у вас низкие показатели продаж. Вы продали меньше всех нас. Даже плана не сделали.

Я молчал и буквально чувствовал исходившее от нее раздражение.

— А почему вы решили мне об этом сообщить? Вы же такой же продавец, как и я.

— Мне просто кажется, что вы должны об этом знать.

— Вам так кажется или Катерина Семеновна просила вас сказать об этом мне?

Она стушевалась, но ненадолго:

— Просто, понимаете, все должны делать план. Вас взяли на работу…

Напоминание о том, что я здесь из милости, запустило запретный механизм. Я стал заводиться:

— Я не могу продать больше лекарств, чем болезней у тех, кто сюда приходит.

— Но вы знаете, иногда, может, стоит предложить клиенту все-таки препарат — настоящий препарат, а не травы и витамины.

— Когда в этом есть необходимость. Если вопрос стоит таким образом, что я должен насильно лечить людей, то, извините, я не готов. Это не лавочка, чтобы сбывать залежалый товар.

— Так-то оно так, — я прямо чувствовал, как извивается, мается ее душа, — но есть план. Вы же знаете…

— Я понимаю, что план. Но никого калечить я не буду. Если Екатерина Семеновна сочтет нужным возразить мне лично — я к ее услугам.

Люди, подобные Катерине Семеновне, никогда не осмелятся высказать тебе что-либо в лицо. Они всегда хотят оставаться приятными и хорошими. Их метод — интрига, их стратегия — изматывание. Она, верно, хочет, чтобы я уволился, но не хочет меня просить об этом. Все, на что моя начальница способна, — тиранить меня исподтишка, используя для этого такое безотказное средство, как Света.

Я написал на листке заявление об увольнении (так, шутки ради, ведь я нелегальный сотрудник) и, положив на стол, вышел.

Звонок от мамы раздался уже минут через пятнадцать.

— Сыночек. Мне Катя звонила. Что там у вас в аптеке случилось?

Как все-таки быстро женщины успевают все обсудить.

— Если тебе звонила Катя, то ты уже знаешь, что я уволился.

— Ты шутишь?

— А что, смешно?

— Смешно. Денег и так мало, а ты еще решил и не работать. Скажи, что ты пошутил.

— Я серьезно.

— Ты где сейчас? Ты вернись туда. Я ей скажу, что она неправильно тебя поняла! Такая хорошая работа! От дома близко, денежка хоть и небольшая, зато регулярно. Сыночка, ты слушаешь меня?

— Перестань унижаться и унижать меня.

— Да в чем унижение-то? В чем? Нормальное место. Что тебе еще надо-то? Мне, что ли, легко? Я каждого клиента… Я столько за день говна, бывает, съем. Я брюки подкалываю когда, я у них в ногах ползаю. Ничего, не переломилась еще, колени не стерла. И еще, если надо будет, поползаю. Мне никто ничего просто так не дарит. У меня мамы нет, которая и пожить пустит, и пожрать даст. Я не гордая! Я и на коленках могу, и по-всякому.

Я понял, что она плачет.

— Ма…

— Я вас пристроила, да — я! — выплевывала она из себя слова и задыхалась. — Вы важные такие, думаете, да? И ты, и Лера твоя! Важные — да??

Я повесил трубку.

Когда я вошел домой, она стояла в прихожей.

— Катя не хочет тебя обратно брать. Что мы теперь делать будем? — еле слышно спросила она.

— Денег со стройки хватит. А тебе все мало, сколько ни нахапаешь.

— Что значит — нахапаешь? Я ж просто хочу, чтобы у вас все было.