Институт благородных убийц

— А Ирена во сколько придет? — вдруг спросила Зинаида, вынимая остатки паштета из баночки прямо пальцем и водружая их на булку, слишком толсто порезанную, по мнению моей возмущенной подруги. Время от времени она облизывала палец. Ударить ее, что ли, половником по голове, чтобы прервать, наконец, это истязательство Леры?

Зинаида повторила вопрос. Я задумался над ним. Он таил в себе больше подвохов, чем могло показаться на первый взгляд. Если я правильно понял мать, то она не придет сегодня вообще. Зинаидин же вопрос не содержал вариантов, она просто просила назвать время.

— Она не придет, Зинаида Андреевна, — вооружившись сомнительным оружием — честностью, начал я. — Просила извиниться. Аврал на работе, понимаете?

Зинаида помолчала, выскабливая банку. Грустно покивала головой в такт своим мыслям. Тупая улыбка не сошла с лица, но стала минорной.

— Ты, наверное, что-то напутал. Не может такого быть.

— По крайней мере, я слышал от нее это.

Зинаида облизала пальцы тщательно, с причмокиванием, чтобы ни одного миллиграмма паштета не пропало зазря, взяла телефон и сообщила:

— Звоню ей, — и еще через какое-то время: — Не отвечает.

— Говорю же — очень занята.

— Подвинься, — попросила Лера и водрузила возле меня кастрюлю, в которую принялась чистить картошку.

После того как Зинаида заподозрила мою мать в бегстве, ее энтузиазм приобрел зловещий оттенок.

— Куда так толсто снимаешь? — прикрикнула она на Леру и, выхватив у нее картофелину, стала скоблить ее сама, пока та не превратилась в бесформенный огрызок.

Она еще несколько раз набирала маму, но телефон по-прежнему был выключен.

— Некрасиво это, подло, — наконец вынесла вердикт Зинаида, окончательно уже всклокоченная и запыхавшаяся. На лице уже начались небольшие оползни подтаявшей, смешанной с нервным потом пудры.

— Уверен, она вам позвонит сама. Человек просто пока занят.

— Я квартиру им, а они мне в ответ — шиш тебе, Зинаида Андреевна.

Лера испуганно притихла. На ее долю реже выпадали истерики. Зинаида, зная, что Лера нам не плоть и не кровь и к документам не имеет никакого отношения, позволяла себе с ней меньше. Понимает, старая курица, когда можно кудахтать.

Время от времени с тихим бульканьем падала в кастрюлю с водой Лерина картофелина, и с громким, возмущенным — Зинаидина.

— Неужели так трудно зайти на день рождения к человеку, который сделал для тебя столько добра? Вы не заслуживаете моего хорошего отношения и таких подарков.

Лера промыла картошку и поставила вариться.

— Простое человеческое внимание, — продолжала бубнить Зинаида, коршуном нависая над своими бутербродами и закрывая их от Леры, — к пожилому человеку…

— Сева, ты воду солил?

— Нет.

— Элементарное уважение…

— Хорошо, а то я испугалась, что посолила во второй раз.

— Не прошу ничего особенного…

— Зинаида Андреевна, не расстраивайтесь! Конечно, она помнит, — весело и ненатужно сказала Лера.

У нее хорошо получилось — по-настоящему искренне, и возымело даже кратковременное действие, но вскоре Зинаида снова стала распаляться. За час до прихода гостей она впала в полное исступление. Ей требовалось позвонить хоть кому-нибудь, чтобы излить скопившуюся в ней злобу, и она принялась обзванивать по кругу трех приглашенных старушек, чтобы поторопить их с приходом. На нашу беду одна из них тоже заявила, что не придет, и мы выслушали еще одну лекцию про человеческую неблагодарность.

Мать позвонила в самый неподходящий момент, — когда Зинаида сетовала уже не только на нас, но и на судьбу, — и веселость ее тона лишь усугубила ситуацию. Я слышал каждое ее слово в трубке, голос звенел нарочитым ликованием. Она слишком слащаво, — знала, что провинилась, — приветствовала именинницу и, любезно хмыкая, пожелала ей долгих лет и крепкого здоровья (тоже, видимо, ум за разум зашел, — говорить такое).

— Спасибо, милочка, — ответила печально Зинаида, — только какие уж тут долгие лета.

Мамин голос прощебетал «ну что вы такое говорите, Зинаида Андреевна?».

— Ирена, — совсем уж похоронно сказала Зинаида, — не в обиду вам будет сказано, но я не ожидала от вас такого.

«Чего, чего не ожидали?» — весело прошелестело в трубке. Мама по-прежнему разыгрывала из себя ничего не понимающую дурочку.

— Если вы не понимаете, то и объяснять не стоит, голубушка. Все, попрощаемся на этом. Не портите мне праздник.

Мама продолжала визгливо чирикать что-то, но Зинаида, исполненная печали и чувства собственного достоинства, театрально повесила трубку. Мать немедленно позвонила мне, — всполошилась, — но я и не думал отвечать, слишком был на нее зол. Когда она уходила из дому, гонору и наглости в ней было хоть отбавляй. Стоило же Зинаиде заговорить про квартиру, как мама места себе не находит от беспокойства. Я понимал, что если возьму сейчас трубку, то получится ситуация «битый небитого везет». Плюнула на все, бросила нас с Лерой на растерзание, а теперь хочет, чтобы я еще пролил бальзам на ее раны и успокоил ее, сказал, что Зинаида это не всерьез. Нет уж, пусть помучается.