Институтки. Тайны жизни воспитанниц

Институтки воспитывались в полном незнании реальной жизни. Начальницам и классным дамам вменялось в обязанность занимать сердце и ум девочек полезными, но необременительными сведениями, и всегда соединенными с приятными впечатлениями. Известия о семейном горе, даже о смерти близких не передавались девочкам в стенах института. Первые 40 учениц, выпущенные Бецким из института, вызвали злую эпиграмму, о которой и теперь упоминается в «Русской старине»: «Пустил в свет Бецкий сорок кур, все преотменных дур»…

Но эти неземные создания, роль которых была смягчать нравы и насаждать культуру, были далеко не дурами, и многие из них играли впоследствии при дворе Екатерины Великой и при императоре Павле выдающуюся роль именно как защитницы светлого и чистого.

Но со времени Екатерины Великой и до наших дней весь строй общественной жизни изменился, а закваска беспочвенности осталась всецело в институтах.

Классная дама дрессирует девочек, но не может воспитывать их в духовном смысле; имея класс в 20-30 человек, она не может задаваться тем, что каждая душа ее воспитанницы составляет отдельный, сложный мир. Она едва успевает и то со страшным напряжением внимания и сил держать в стройном порядке это маленькое стадо, дисциплинировать, поддерживать внимание во время уроков, укрощать шалости и ссоры, помогать приготовлять уроки.

Если мы вычтем из дня часы обязательных шести уроков в день, часы чая, завтрака, обеда и ужина, рекреации, когда дети предоставлены себе, и подготовление к следующим урокам, то вы ясно поймете, что нет возможности найти еще время для интимного изучения души и характера каждой отдельной воспитанницы.

Классная дама все эти миры подводит под один знаменатель и для всех старается подобрать одни и те же правила воспитания. Если вы спросите классную даму, делавшую свой выпуск, т. е. проводившую свой класс от поступления до окончания курса, – знает ли она своих учениц, она ответит вам: «Конечно, да» и не солжет; она знает их поступки и проступки, по ним она составляет себе понятие об их характере и способностях, но все это только продукт ее наблюдений за поведением и учением воспитанниц, выросших на ее глазах. Если бы какая-нибудь классная дама взялась предсказать как в жизни, в серьезных вопросах поступит та или другая, то могли бы выйти самые грубые ошибки: из девочек с аттестатом ангелов вырабатываются сплошь и рядом самые чистокровные ведьмочки, из первых учениц выходят пустоголовые болтушки, из лентяек – энергичные женщины, из бесенят, портивших кровь своим наставницам, – прекрасные матери семейств… Почему? – Потому, что душа девочек спала во время их институтского воспитания, а жил только темперамент ребенка сангвиника, холерика или лимфатика. Институтки, не поступившие на высшие курсы, могут претендовать только на место гувернанток и учительниц для детей, лектрис, переписчиц, редко переводчиц, даже компаньонкой институтка не может быть, потому что характер ее не определен, и ум не развит. Непрактичность институток, выросших на всем готовом, известна всем; привычка жить под авторитетом заставляет их подпадать под влияние первых встречных людей. Стоимость время и денег им неизвестна, зато они хорошо знают, что для благовоспитанной барышни замужество есть самая желанная пристань.

Щедринские генералы мечтали о мужике, который все умеет, институтки мечтают о женихе, с появлением которого все устроится.

Прототипом института стоят, конечно, корпуса, но корпус имеет право специализировать вверенных ему воспитанников, потому что тот, кто отдал туда своего сына, знает, что обрек его на известную карьеру. По окончании курса кадет производится в офицеры, получает определенное жалованье, определенное место и вступает в сферу деятельности, к которой вполне подготовлен, мало того, в полку он находит товарищество, поддержку, словом, – вступает в полковую семью.

Если бы институты, воспитывающие специальную институтку, выпускали бы ее в жизнь при одинаковых условиях, т. е. с постоянным казенным местом, жалованьем и пенсией, то было бы оправдание этому узко-шаблонному воспитанию, но воспитывать институтку вне жизни и выпустить ее потом в водоворот борьбы за существование – это все равно, что в клетке вырастить канарейку, а потом выпустить ее в лес за добыванием пищи.

Но главное, в чем я обвиняю институт, это в его косности.