Институтки. Тайны жизни воспитанниц

Снова весь институт собрался в актовой зале. Maman сказала небольшую речь, ту же, которую говорила каждый год. Затем все девочки по очереди подходили благодарить ее и целовали руку. Потом сказал свою речь Минаев, затем все классы, кроме второго (ныне первого), ушли, и девочки снова разбились группами. Теперь шло сердечное прощание с классными дамами, с любимыми учителями, просьбы о фотографических карточках. Прощаясь с остающимися подругами, записывали адреса. Давали клятвы писать, не забывать.

Наконец шляпы надеты. Последние объятия и поцелуи кончены. Девочки двинулись в сопровождении родственников в швейцарскую; надеты пальто, накидки. Карета за каретой подъезжает к крыльцу, и девочки разъезжаются по домам.

– Прощайте, Шкот, прощайте, моя королева, – шепчет Франк своей подруге, и девочки в первый раз обнимаются и горячо целуют друг друга.

– Прощай, Люда, не плачь, не плачь! – обращается Надя к пепиньерке.

– Не плачьте, Люда, – слышит девушка с другой стороны, и слезы ее высыхают, глаза сияют, и она весело говорит:

– Я и не плачу, m-r Andre!

– Прощайте, Надежда Александровна, желаю вам счастья, – говорит Евгений Михайлович, подсаживая в карету Надю Франк.

– Счастливо оставаться! – говорит Яков, захлопывая дверцы последней кареты и кладя в карман последнюю полученную трехрублевку.

Двери швейцарской захлопываются, и тридцать благовоспитанных девиц навсегда покидают свой родной институт.

Воспитанницы Павловского института. 1900-е гг.

Недочеты жизни современной женщины

Случалось ли вам когда-нибудь проезжать мимо деревни летним поздним вечером? Вы видели обыденную, мирную картину отходящей ко сну деревни: в избах кое-где мелькал огонек, ленивым лаем перекликались собаки, скрипела по дороге запоздавшая телега, где-нибудь в окне виднелась рука старухи, дергающая веревку подвешенной колыбели, и вам казалось, что все здесь нормально, спокойно, что жизнь течет здесь мирная, а может быть и счастливая. Вам грезилась какая-то элегия, мысли о беззащитности, голоде, смертности детей, о тяжелой, угрюмой жизни наших темных крестьян вам в эти минуты даже не приходили в голову.

И, вдруг, оставив уже за собою красивую картину села, заснувшего в последних лучах заходящего солнца, вы слышите звуки набата. Страшные, дребезжащие, жидкие, беспомощные удары несутся с церковной колокольни и как раздирающий душу голос кричат: «Горим! Горим! Беспомощно, безвестно погибнем здесь все, наутро старые и малые останутся без крова, без пищи!..» Мигом вся дремотная лень слетела с вас, в мозгу проносятся страшные образы: соломенные крыши, маленькие рассохшиеся ведра, загоны из дранок, за которыми стоит скот, узкие колодцы как единственные хранилища воды и неумелая, бестолковая, недисциплинированная помощь обезумевших от страха людей.

Не напоминает ли вам эта картина нашу собственную жизнь?

Может быть краски слишком густы, может быть набат не возвещает общего бедствия, может быть для всякого такого случая найдется у нас хорошо организованная, верная помощь – может быть! Но тем не менее недочеты общей современной жизни велики. Но я – женщина, и мне кажется, что недочеты женской жизни так особенно болезненны, что не мешало бы нам, женщинам, сомкнуться и разобраться в наших делах.

Если мы сразу взглянем на современную женскую жизнь, нам покажется, что достигнутые результаты в борьбе за труд и самостоятельность женщины громадны:

Ясли, приюты – дневные и ночные, столовые, школы, воскресные занятия и развлечения растут и развиваются.

В институтах расширены курсы, введено широкое преподавание гигиены и домоведения, в гимназиях заводят речь о том, чтобы уничтожить золотую медаль, потому что обидно давать награду одной, когда ее достойны в равной степени 10–15 человек.

Жажда ученья среди женщин громадная, ученья сопряженного с упорным трудом, так как они требуют уравнения его с мужским.

На курсах нет отбоя от желающих поступить, а образовывающиеся комитеты со всем рвением, со всей добросовестностью хлопочут о развитии столовых, общежитий и касс для немедленной помощи.

Всюду русская девушка работает, русская женщина помогает ей и оберегает ее.

Возникают женские общества и протягивают руку помощи интеллигентной труженице.

У нас не открылось в России еще ни одного женского клуба, где женщины с комфортом могли бы танцевать, играть в карты и флиртовать.

Нет, каждое новое общество вносит в свой устав новую задачу для облегчения как в отношении здоровья, так и в отношении труда женской жизни.

Закон, как кажется, идет навстречу всем этим начинаниям пересмотром бракоразводных дел и улучшением положения незаконнорожденных детей.

Вот с поверхностного взгляда мирная, идиллическая картина жизни современной женщины.