Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц

― А как вам понравился «Базар житейской суеты»? — вдруг спросил нас Ф<едор> И<ванович>. — Не правда ли, превосходная вещь? Это одно из лучших произведений Теккерея.

― Мы не читали его, Ф<едор> И<ванович>, — ответили мы.

― Отчего же? Разве вам некогда было?

― Нет, не то что некогда, но у нас отняли ваши книги. Говорят, что нам неприлично читать их.

― Что?.. Что такое вы сказали? Мне послышалось что-то странное... невероятное, — проговорил Ф<едор> И<вано- вич> с неподражаемо разыгранным удивлением.

― Maman и попечительница находят, что нам неприлично читать Вальтера Скотта и Теккерея, — повторили мы. — Вот, спросите у нее сами.

― Что это значит, Е.И.? — спросил Ф<едор> И<вано- вич>, обращаясь к начальнице, которая казалась сильно смущенной, хотя и старалась придать себе непринужденный вид. — Неужели княгиня в самом деле нашла неприличными книги, которые я дал воспитанницам?

― О, нет... напротив, Ф<едор> И<ванович>, — ответила начальница заискивающим тоном и беспокойно озираясь по сторонам, причем все лицо ее покрылось багровыми пятнами, — только... только ее сиятельство желает, чтобы я просматривала все, что читают воспитанницы.

― О, если так, — вскричал Ф<едор> И<ванович>, — то я прошу вас сегодня же... сейчас же съездить к княгине и передать ей, что я ни минуты не останусь инспектором училища, если она решилась так бесцеремонно контролировать мои поступки!

Дело приняло крайне неприятный для нас оборот, и мы совсем приуныли. Но на следующий день Леночка Мешкова привезла нам радостную весть о том, что «враг побежден» и что попечительница прислала Ф<едору> И<вановичу> письмо, в котором дала ему торжественное обещание не вмешиваться более в его распоряжения.

Попечительница пыталась также вторгаться и в учебную область и не раз обращалась к учителям с разными благими советами относительно преподавания. <...> А.Н. Бекетов с самым хладнокровным видом делал ей возражения приблизительно такого рода:

― Что же об этом толковать, княгиня! В вопросах, касающихся учебной части, только Ф<едор> И<ванович> и может иметь голос, как опытный педагог и как человек компетентный в деле преподавания. А мы с вами что же тут смыслим?..

Только одного француза Круаза наша попечительница и считала стоящим на высоте занимаемого им положения и только ему одному, как образцовому учителю, она не находила нужным делать внушений и руководить в учебных занятиях.

Экзамены у нас происходили не каждый год, а через два года, то есть по окончании двухгодового курса и при переходе воспитанниц в следующие классы. Эти переходные экзамены были очень торжественны, так как на них, кроме наших властей и многочисленной почтенной публики, присутствовали также и профессора университета <...>.

Дни экзаменов были для нас, как и для нынешнего молодого поколения, днями страшного суда. Но для нас это время все-таки было не так тяжко, во-первых, потому, что наши экзамены происходили не летом, а зимою, перед Рождеством, и нам не приходилось усиленно заниматься в летнюю жару, а во-вторых, потому, что у нас экзаменационные баллы не имели решающего значения на переход воспитанниц из класса в класс. Наш педагогический совет принимал к сведению то обстоятельство, что воспитанницы большей частью являлись на экзамен в ненормальном состоянии—донельзя взволнованные и смущенные, поэтому меркой наших познаний служили не поверхностные отметки на экзаменах, а более верная оценка наших занятий за весь двухгодовой курс.

И, несмотря на это, мы невообразимо боялись экзаменов, вследствие чего иногда до такой степени терялись, что срезывались именно на тех предметах, которые мы надеялись сдать вполне удовлетворительно. Да, все-таки время экзаменов и для нас было поистине критическим временем, но*зато какое оживление они вносили в нашу однообразную жизнь и какую массу впечатлений они оставляли нам после себя! Мы долго потом припоминали, обсуждали и взвешивали все события, которыми сопровождались минувшие экзамены, казавшиеся уже нам теперь «только интересными и ничуть не страшными».