Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц

После обычного завтрака в 12 часов нас собрали в зал для встречи государя, который должен был приехать к нам из Екатерининского института. Пришла maman в парадном шелковом платье, с озабоченным, но слегка порозовевшим от волнения лицом, в сопровождении инспектрисы; приехал генерал Лужин, заведовавший у нас хозяйственной частью, явился батюшка, живший при институте и известный у воспитанниц за свою массивную фигуру и стремительную походку под именем «бури».

Двери церкви, выходившей на парадную лестницу, покрытую по случаю ожидания государя сукном, были отворены настежь.

Начальница стала обходить выстроенные в ряды классы, бегло и озабоченно осматривая платья, передники, прически.

Из-за прически у нее шла непрерывная борьба с воспитанницами трех старших классов. Она требовала, чтобы мы причесывали волосы гладко, не взбивали их надо лбом и не делали вихров, но ни «двойки» за поведение, ни стояние во время урока в классе не могли заставить воспитанниц ходить, говоря институтским жаргоном, «прилизанными, как корова». Случалось, что по строгому настоянию начальницы раздраженная классная дама распускала с утра пышные прически и заставляла всех спустить волосы на лоб, так что в течение одного дня мы сидели за уроками скромными, молодыми и несколько опечаленными старушками, но на другой день волосы взбивались еще пышнее, а вихры торчали еще задорнее.

И теперь, в ожидании государя и строгого осмотра maman, мы не «прилизались, как коровы», и если не взбили волос так, как взбивали их для любимых учителей, то все же зачесали их более или менее волнисто надо лбом.

Подойдя к нам, где была собрана «главная армия», то есть воспитанницы трех старших классов, выстроенные по классам и по росту, как ходили парами в церковь и в столовую, maman остановилась, осмотрела нас и осталась недовольна.

— Слишком много бледных, — проговорила она, — это может произвести неприятное впечатление на государя.

Действительно, зеленые платья, недавно заменившие у нас коричневые, зеленили и не бледных, а бледным придавали положительно зловещий вид. Смешали все ряды, бледненьких передвинули назад, вглубь, а впереди поставили цветущих, в том числе и меня. Я рада была, что стою в первом ряду, на том месте, на котором стояла и ранее, но мне жаль было бледненьких, очутившихся назади, и я не могла понять, зачем нужно прятать их от государя, показывать ему только одно хорошее.

Вскоре раздался стук колес по двору, и поднялось движение: приехал государь. Мы стояли близко к окнам, выходившим на двор, и, подойдя к ним, могли бы видеть подъезжающего государя, но это нарушило бы торжественный порядок встречи, и мы стояли неподвижно с глазами, устремленными на дверь, и сильно бьющимся сердцем.

Государь поднялся по парадной лестнице и прошел в церковь, в дверях которой встретил его с крестом в руках батюшка. Немного погодя он вошел в зал в сопровождении наследника цесаревича Александра Александровича, великой княжны Марии Александровны и совсем маленького великого князя, Сергея или Павла Александровича. Дружно ли мы присели, ровна ли была линия рядов — я думаю, не заметил никто из нас, все смотрели только на августейших гостей.

Но приветствие вышло не совсем так, как предполагала maman. Государь не сказал: «Bonjour, enfants!»; он сказал совсем просто и ласково: «Здравствуйте, дети!» — и мы отвечали громко и радостно: «Здравствуйте, Ваше императорское величество!» Затем пели «Боже, царя храни!» и «Славься», после чего государь с княжной и князьями пошел осматривать классы, рукодельную, дортуары и пригласил нас следовать за собой. Тут мы забыли всю дисциплину, все начальство, все приказы. Где шли великие князья и княжна, где были maman, классные дамы, генерал Лужин — я не знаю; государь шел впереди крупным неторопливым шагом, заложив руки за спину и немного согнувшись; за ним, степенно выступая шаг за шагом, не бывший в зале, но откуда-то появившийся в коридоре черный водолаз, и сейчас же мы, выпускные, толпой.

― Со мной делайте, что хотите, но Милорда моего не трогайте, — говорил государь (то есть не вздумайте стричь у него шерсть на память, как это было, говорят, в некоторых заведениях).

Государь прошел в наш первый класс. Посередине его стояла большая черная доска, сплошь изрисованная мелом. Мы проходили Европейскую Россию. Чтобы облегчить изучение губерний и наглядно показать в одной общей картине ее промышленность в связи с климатом, флорой и фауной, учитель наш разделил доску сообразно числу пространства на клетки и в каждой из них нарисовал в виде мелких, но совершенно отчетливых рисунков все, что было наиболее типичного в данном пространстве. Миниатюрные фигурки были прекрасно сделаны, подчас комичны и живы.

― Что это? — с удивлением спросил государь, остановившись перед доской.

Мы объяснили, что это рисунок учителя, изображающий промышленность Европейской России по пространствам.