– Понимаю вас, – ответил вахтер и, взглянув на Иллариона, добавил: – Только вы не вините себя. Никогда нельзя угадать, что может случиться, в этом и заключается жизнь. Она приносит нам неожиданности, и мы думаем, что если бы вели себя по-другому, были внимательнее, то этого бы не произошло. Человек не волен предвидеть все и знать, как поступить правильно. Мы живем один раз и не можем изменить того, что уже было.
– Изменить-то нельзя, понятное дело. Но на душе как-то нехорошо, как будто и я виноват в случившемся. Я все от чувства вины не могу избавиться. Просто так человек вешаться не будет, правильно? Аркадий один был, без поддержки, все отвернулись от него, и я отвернулся. Если бы я был рядом, этого бы не произошло. И я бы разговаривал с ним, как сейчас с вами.
Илларион не ошибся: общительный вахтер оказался находкой. Несмотря на свой почтенный возраст, хорошо соображал и не был похож на старого маразматика.
– Я вам хочу кое-что сказать, только знаете что, давайте, может, на крылечко выйдем. Зачем, чтобы нас все слушали?
«Дельная мысль, – подумал Забродов. – Старик отлично соображает. Другой бы на весь музей горлапанил, а этот конфиденциальность любит».
Они вышли на крыльцо, и Илларион предложил усесться в его машину:
– Как-никак холодно.
– Дельное предложение, – обрадовался вахтер. – Да, вот голова садовая. Я и представиться-то забыл. Клим Александрович.
– Очень приятно. Илларион, – Забродов осторожно пожал его сухонькую руку.
Сев в машину, Забродов завел двигатель, чтобы хоть как-то согреться. Щетки не включал. Пусть снежком присыпает.
– Вы друг Тихого, значит, должны знать его хорошо. Вы не задумывались, Илларион, отчего Аркадий Николаевич мог вдруг так… расстаться с жизнью?
– У меня совсем в голове не укладывается, как такое могло случиться. Сколько лет я его знаю и уверен: никогда бы он не смог пойти на такое. Никогда. Все-таки он слишком любил жизнь и «Хамовники».
– Вот и я о чем говорю! – горячо зашептал старик, придвигаясь ближе к Иллариону, словно даже здесь их могли подслушивать. – Не мог он повеситься, и точка. Сколько раз я с ним разговаривал, он даже не заикался об этом. Иногда, бывало, на жену жаловался, говорил, совсем заела, житья не дает, и переживал сильно, когда она от него уехала. Говорила, пока другие живут, ты, мол, всю жизнь со своим Толстым просидишь и толку от этого никакого. Шел бы шмотьем торговать на рынок или устроился бы разнорабочим на стройку.
– Известная история, – усмехнулся Илларион, с неприязнью вспоминая Елену Павловну. – «Ты мне, гад, всю жизнь испортил», что-то из этой оперы.
– Вот-вот! – согласился Клим Александрович. – Но он не так уж сильно переживал из-за этого. Работал как обычно.
– Клим Александрович, а кто-нибудь из друзей, родственников к нему на работу заезжал? Виделся он с кем-нибудь?
«Сомнений нет, Аркадий не мог повеситься, осталось дело за малым, – размышлял Забродов, – найти доказательства. Но что дадут эти доказательства, даже если их найти? Сорокину передать, что ли? Но это еще не факт, что по уголовному делу возобновят производство. И почему я думаю, что Сорокину так нужны мои доказательства, если у него других дел предостаточно?»
Вахтер пытался вспомнить что-то важное, и Илларион по его лицу видел, что действительно что-то особенное затерялось в стариковской памяти и не так-то просто схватить это воспоминание.
– К нему на работу так никто не приходил. Раз, по-моему, приезжал один паренек… Вот только, хоть убей, не могу вспомнить кто и зачем.
– Не расстраивайтесь, – сказал Забродов. – Со временем вспомните. Оно иногда неожиданно вспоминается, когда мы сами того не ждем. Как озарение находит. Но все-таки кто-то приезжал?
– Да-да, я в этом уверен, – поспешил заверить его вахтер. – Только это было, наверное, недели за две до его смерти. Он тогда поговорил с ним недолго, и паренек уехал.
– Ну, а может, вы припомните, о чем был разговор?
– Если бы! Я бы и следователю все рассказал. А так… Тьфу ты! Дело уголовное закрыли. И никто не хочет браться! Всем все равно!
– Постарайтесь вспомнить! В случае чего, если станут известны какие-нибудь подробности, позвоните мне. – Забродов написал номер своего мобильного на клочке бумажки и передал ее вахтеру. Тот беззвучно пошевелил губами, запоминая номер, и взглянул на Иллариона, как тому показалось, с благодарностью.
– Да и еще, – сказал Забродов. – Клим Александрович, давайте договоримся, что наша встреча конфиденциальна. Если вас кто-то начнет расспрашивать, вы говорите, что родственник приезжал.
Вахтер кивнул; чувствовалось, что для него было лестным доверие и просьба Забродова, как будто и он оказался втянутым в расследование смерти Тихого.
– А в «Хамовники» все равно загляните как-нибудь, Илларион…