Инструктор. Снова в деле

Сорокин безвылазно сидел в своем кабинете вот уже третий час. Были кое-какие дела, но опытный полковник позволил себе передохнуть, предчувствуя, что скоро начнется заваруха, в которой он, Сорокин, будет одним из главных действующих лиц. Спектакль будет происходить на фоне тюремных декораций, в разговорах с колоритными персонажами, каждый из которых имеет впечатляющую историю криминальных приключений или готовится с честью войти в когорту наиболее опасных преступников. Раньше, когда еще только учился на следователя, Сорокин создал образ эдакого борца за справедливость, стража законности и защитника поверженных и обездоленных, представителя государственной силы с широчайшими полномочиями, которые на поверку оказывались формальными, если начальник или прокурор отчего-то начинали давать задний ход. Так вот, Сорокин вообразил, что как закончит университет и начнет карьеру следователя, так с его легкой руки самые главные злодеи Москвы окажутся за решеткой и он будет ревностно блюсти интересы службы. Но все вышло совсем по-другому. Начав работать, он столкнулся с суровыми реалиями, где его, молодого стажера, так загрузили работой, что он не успевал разгребать дела. Сроки поджимали, начальник к себе дергает: доложи, Сорокин, как результаты. И кричал начальник на Сорокина так, что тот, помрачневший, долго курил сигареты в своем кабинете, чтобы хоть как-то прийти в себя. Да и покурить времени особо не было. Только с одним отморозком допрос закончишь, выжатый как лимон сидишь, а тут другого допрашивать надо, бумаги оформлять, прокурору писать. Вся жизнь проходила в какой-то бумажной круговерти, и чем больше начинаешь разгребать, тем сильнее давят со всех сторон, тем начальник злее. Со временем Сорокин дошел до того, что озлобился на всех подозреваемых и обвиняемых. Плевал он на их крокодиловы слезы, просьбы детей и семьи, карал их за то, что разочаровался в справедливости и идеалах своей службы. И так ему стало тошно, так паскудно, когда за день с нормальным человеком не встретишься, что стал он по полной душить этих гадов, без всякого снисхождения. С какой стороны ни подступись, нет в его службе ничего хорошего. Он, словно дворник, сметает отбросы общества в тюрьмы. Общество, между прочим, их и породило, и Сорокин исправляет ошибки общества, а оно ему все новых преступников подкидывает.

Пил Сорокин от безысходности, не мог ничем другим заниматься, нигде себя больше не видел, а служба до тошноты доводила. Только и забывался тем, что водку глушил. Да и взятки Сорокин не любил брать. Конечно, приходилось иногда брать; когда понимал, что с такими людьми связался, что и самому слечь можно, тогда и соглашался.

Сейчас Сорокин сидел за столом в своем кабинете, закрыв все папки с текущими делами и глядя в одну точку – на аквариум, наблюдал за рыбками, чтобы немного отвлечься. В последнее время что-то совсем не везло на дела, которые было бы интересно довести до конца. Так, скукотища, в основном бытовые убийства, кражи, разбои, все типичное, повторяющееся изо дня в день, а когда-то, еще не так давно, интересные дела были. «Вот именно, что были, – мрачно ухмыльнулся Сорокин. – Докопался до самого интересного, и ларчик прикрыли. Все, хватит, сказали, Сорокин, слишком много знаешь. А потом сами же о коррумпированности госаппарата говорят, аппаратчики сраные».

Сорокин снял пиджак, повесил его на спинку стула, сел, подложив руки под подбородок, и задумался. Десять лет он уже сидит в этом кабинете, до полкана дослужился, а дальше ни-ни. Сорокин в который раз уже подумал о деле Тихого. Засело оно в его сознании как заноза, такое чувство было, что не доглядел что-то, мог бы еще как-то поднапрячься. Сомнительно, чтобы там инсценировка была, в такие сказки Сорокин не верил. Однако нашел же он там на лестничной площадке кусочек клейкой ленты, обыкновенный кусочек, отправил его на экспертизу, все совпало, выяснилось, что этим кусочком был заклеен рот Тихого. И какое же интересно может быть самоубийство, когда человек сам себе на рот ленту наклеил, а потом повесился. Это что, для того, чтобы громко не хрипеть? Сорокин так и заявил своему начальнику, а тот возьми и отстрани его от дела. А раз начальник отстранил, то прокурору жаловаться тем более не следовало, они всегда заодно. А узнает начальник, что Сорокин капает на него потихоньку, – устроит ему «сладкую» жизнь. И вот Сорокин теперь по уши завален кражами и грабежами, а то дело так и не расследовано, хотя можно было покопать глубже… И он бы раскопал, имелись кое-какие соображения, но его отстранили. Интересно, сколько на этом начальник лаве поимел? Сорокин знал, что его начальник не наивный студент и сам все прекрасно понимает, но тем не менее для чего-то прикинулся дураком и осадил Сорокина. Наверняка делает, как сверху велят.