— Да. А то вдруг там банкет устроили, — сказал Янк. Он нагнулся и мягко поцеловал ее в губы.
— Спасибо, — сказала она. — Именно то, что нужно. А то у меня уже задор стал проходить.
— Совсем не вовремя. Через три минуты увидимся? — сказал он.
— Лифт ходит медленно. Может, через четыре, — сказала она. — Какой там номер?
Он снова взглянул на бирку.
— Восемьсот девятнадцатый. Мои счастливые числа. Восемь и девятнадцать.
Номер восемьсот девятнадцать оказался двойным. Там даже стоял рояль. Янк нажал «до» — рояль был расстроенный. Он бросил свое двухстороннее пальто на плюшевое кресло. В стеклянной пепельнице лежала обгорелая спичка, одна-единственная спичка из желтой прессованной бумаги.
— Воссоздадим картину преступления, — вслух сказал Янк. — Я склонен думать, что ленивая горничная закурила сигарету, потом вышла из номера, унося с собой пылесос и пыльные тряпки. Господин инспектор, я предлагаю выяснить, кто из здешних горничных имеет обыкновение курить, не вынимая сигареты изо рта. Уверен, что она и есть убийца. Всего хорошего, господин инспектор. Я успею в Альберт-холл как раз к началу концерта.
В номере стояла двуспальная кровать с медной сеткой, с тонким шерстяным одеялом, сверху лежали две мягкие подушки и покрывало в розочках. Потрескавшаяся эмаль в ванне и в раковине была как вены на носу у коммивояжера. Янк чуть не прозевал стука в дверь. Он распахнул ее и тут же закрыл, и Зена замерла на месте.
— Господи Боже! Гостиная? Ну конечно, узнаю Эллиса. Номер доставал он. — Она сняла свою соболью шубку и аккуратно положила ее на то же кресло, где лежало пальто Янка. Потом прочесала пальцами волосы, медленно подошла к нему вплотную и подняла голову, подставляя губы для поцелуя. — Теперь ты распоряжайся, — сказала она.
— Я?
Она с силой закивала головой.
— Да, да, ты, — сказала она. — У меня опять задор уходит.
— Прямо сейчас? — сказал он.
— Да. — Она поцеловала его и сняла жакет и свитер. — Ты, я вижу, не торопишься.
— Я худущий.
— А я не считала тебя толстяком, — сказала она. — Ну, что же ты? Я первой не буду раздеваться.
— Почему?
— А вдруг пожар? Ты одетый, а меня придется накрывать прорезиненным плащом. — Она вздрогнула. — У-у! Как представишь себе, какие плащи у пожарных! — Она развязала ему галстук и расстегнула рубашку. — Давай оба разденемся.
Они сели на кровать, и вдруг она опустилась перед ним на колени.
— Зена!
Она встала и легла в постель.
— Скорей! — сказала она. — Скорей, скорей!
Он завел руку ей за шею, а другой легонько сжал грудь. И вдруг она судорожно обняла его и так сильно прижала к себе, что ему сдавило ребра. И почти так же внезапно отпустила. Потом провела пальцем ему по губам и улыбнулась.
— Кто бы мог подумать? — сказал он.
— Ты. Ты все знал наперед. А я — нет. Я не такая умная. Но ты все знал. Ведь знал?
— Трудно сказать. Может быть.
— Да, ты знал. Я не знала, а ты знал. Ты умный, ты все знаешь.
— Нет, не все, — сказал он.
— А чего не знаешь, того и знать не стоит, — сказала она.
— Да, может быть, — сказал он.
— Тебе не надо уходить? Тебя какая-нибудь девчонка не ждет?
— Нет.
— Можно нам здесь остаться?
— Да.
— Мы останемся здесь, пока денег хватит, а потом я выйду и поработаю на тебя. За обеденный перерыв могу отхватить сто долларов. Для этого надо только появиться в кафе. Там полно мужчин. Мужчин с деньгами. Буду возвращаться каждый день с сотней монет в кармане и швырять их тебе к ногам.
— Фу, до чего противно, — сказал он.
— И мне противно. Мне никто не нужен, кроме тебя. Следующий вопрос: как я отделаюсь от Бэрри Пэйна?
— Ты хочешь отделаться от него?
— Да, собственно, уже отделалась.
— Так я и думал, — сказал он. — Но это вряд ли окончательно.
— А для меня окончательно — будто я наняла гангстера, чтобы он укокошил его. И он все понимает. Но это еще не значит — совсем отделаться. Он повиснет на мне.
— Оставь его.
— Оставить? То есть бросить?
— Насколько я понимаю, тебе это даром не пройдет. Но жить с ним не надо.
— Вот смешно! Я так к этому привыкла, мне и в голову не приходило, что его можно бросить. Нет. Он напортит тебе с твоей пьесой.
— Каким образом?
— Не знаю, но если будет хоть малейшая возможность, он на это пойдет. Нет. Сегодня я вернусь домой и чего-нибудь ему навру. Он сейчас немножко раскис и всему поверит, потому что захочет поверить. Он мастер охмурять людей, но я его кое-чем удивлю. Охмуряю же я восемьсот человек по восьми раз в неделю, включая утренники. И его охмурю.
— А что у вас случилось?
— У меня случился ты — вот что случилось. Давай уж я тебе расскажу, как было. — И она рассказала ему все — от конца утренней читки и до своего внезапного решения позавтракать без Бэрри Пэйна.
— А ты можешь положиться на Эллиса Уолтона? — сказал он.
— Ему надо, чтобы я у него работала. Не может же он дать Бэрри Пэйну роль в твоей пьесе. В этом я на Эллиса Уолтона рассчитываю.
— Почему надо строить какие-то расчеты? Рассчитывать на Эллиса или на кого другого?
— Без расчета нельзя, — сказала она.
— Нет, ты не права. Он дома сейчас?