Инструмент

— Очень интересно. Тогда ты не настоящая звезда, — сказал он.

— Ах, не настоящая? А ты пойди взгляни на рекламу.

— На рекламе ты звезда, но тебе все еще хочется сквитаться с обидчиками. Для настоящих звезд это пройденный этап.

— Пошел ты…

— Послушай, а нам обязательно сидеть у Эллиса и ждать выхода газет?

— Никто нас ни к чему не принуждает. Я — звезда, ты — автор. Мы можем делать все, что угодно, и вместе и порознь. Не хочешь идти к Эллису — не надо. Но ведь это для своих, если я не пойду, актеры подумают, что мне на них наплевать. Если же я пойду, а ты не пойдешь, они подумают, что тебе на меня наплевать. Зайдем туда на минутку.

Все члены труппы привели с собой гостей к Эллису — и актеры, и осветитель, и декоратор, и остальные, — все, кто был связан с постановкой. В результате народу собралось больше, чем рассчитывал Янк — человек тридцать, — и все сидели с газетами в руках. Эллис подал один номер Зене, другой — Янку.

— Молчу, ни слова. Читайте и наслаждайтесь, — сказал он.

В гостиной чувствовалась крайняя сосредоточенность; некоторые перечитывали рецензии по второму разу. Действующих лиц в пьесе было немного, так что критики могли упомянуть о каждом актере, и отзывы колебались в масштабах положительной, сравнительной и превосходной степени оценок в зависимости от значения той или иной роли. Шерли Дик была «хороша», а Зена Голлом «великолепна». Режиссер Марк Дюбойз дал «тонкую трактовку пьесы», а драматургия Янка Лукаса «свидетельствовала о появлении в американском театре нового большого таланта». Щелчки выдавались чуть ли не с извинениями. Первый акт следовало бы немножко сократить; реплики ветерана сцены Джозефа У. Гроссмана не всегда доходят до зала; ритм постановки мистера Дюбойза неровен. Но это все мелкие погрешности, и их можно простить спектаклю, сила воздействия которого равняется ранним вещам Клиффорда Одетса и постановкам театра «Группа». Мистер Лукас явно находится под влиянием Одетса и Максуэлла Андерсона, но подражания им в его пьесе незаметно. Мистер Лукас — талант оригинальный, обладающий остротой чувства и инстинктивным пониманием законов сцены. По требованию восхищенной публики занавес поднимали восемь раз.

— Ну что? — сказал Эллис Уолтон.

Янк улыбнулся.

— Если вы довольны, то я и подавно, — сказал он.

— Доволен? Можете теперь требовать все, что вашей душе угодно. Я уже не какой-то там второсортный продюсер. Мои милые друзья не посмеют больше называть меня Гилбертом Миллером для бедных. — Он постучал по газете кончиками пальцев. — Помещаю еще одно объявление в воскресном «Таймсе» — на всю полосу. В «Трибюн» — на полполосы. Перед вашим приходом я говорил по телефону с Лу Вейссингером и велел ему нанимать штат для обработки заказов по почте.

— Кто такой Лу Вейссингер? — сказал Янк.

— Он больше по коммерческой части. Вы его не видели.

— Тот самый, который продает спектакли комиссионерам?

— А-а, вы про них знаете? Я не подозревал, что вас это интересует.

— Меня — нет, а Пег Макинерни весьма интересует, — сказал Янк.

— А-а… хм… Ну, тогда вам волноваться нечего, Пег о вас позаботится. Я питаю к Пегги глубокое уважение. Глубочайшее уважение. Завтра надо будет поговорить с ней. А почему вы не привели ее сюда?

— Она сказала, что если бы вы захотели ее пригласить, то вам известно, где она остановилась.

— Как это нехорошо! Неужели она обиделась, что ее не пригласили? Надо ей позвонить. Остановилась она в «Копли». Пойду позвоню.

— Сейчас ее там нет, Эллис.

— Тогда вы объясните ей, пожалуйста, что это не намеренно. Мне и в голову бы не пришло обижать Пегги. Я столько лет ее знаю. И как раз собираюсь предложить ей кое-что по поводу двух ваших следующих пьес.

— Это она знает. Только, по ее расчетам, речь пойдет об одной пьесе.

— Когда вы с ней говорили?

— Полчаса назад. Мы с Зеной подвезли ее.

— Ах ты черт, всегда что-нибудь помешает! Почему вы не настояли, чтобы она приехала?

— Эллис, вы совершаете оплошности, а я должен спешить вам на выручку?

— Да нет, конечно, но я надеюсь, Пегги не отговорит вас заключить договор со мной.

— Как она мне скажет, так я и поступлю. Может, она уговорит меня заключить договор именно с вами.

— Вам что, приятно видеть мои страдания? Янк, разве я непорядочно себя вел по отношению к вам?

— Насколько мне известно, вели вы себя порядочно. Но я не разбираюсь в этих спекуляциях, а Пегги все знает.

— Хорошо, я обращусь к ней с одним предложением, от которого она вряд ли откажется. Больше мне ничего не остается. И этот Бэрри Пэйн не будет в нем участвовать. Но Пегги знает, что мне пришлось иметь дело с Бэрри, иначе как бы я получил Зену? Пегги прекрасно это знает.

— Безусловно, знает, — сказал Янк.

— Она что-нибудь говорила вам?

— Она много чего говорила, но уж это вы с ней сами обсудите.

— Янк, вы устроили мне пытку. Хорошо ли это? — Он хотел поставить стакан на стол, промахнулся, и стакан полетел на пол. — У меня повышенное давление и больное сердце. Оба моих брата умерли от сердечного припадка, и мне надо беречься.

— Вот и берегитесь, Эллис.