Старший сканер отключился. Экран телефона Мартела стал серым.
Мартел повернулся к Люси. В его голосе больше не слышалось гнева. Она подошла к нему. Поцеловала и взъерошила волосы. Смогла произнести только:
– Мне жаль.
Поцеловала мужа снова, понимая его разочарование.
– Будь осторожен, милый. Я подожду.
Он просканировал себя и надел прозрачный воздушный мундир. Задержался у окна, помахал рукой.
– Удачи! – крикнула Люси.
Воздух обтекал его, и он сказал себе:
– Впервые за одиннадцать лет я чувствую полет. Господи, как легко летать, когда ощущаешь себя живым!
Далеко впереди сиял суровой белизной центральный пункт сбора. Мартел пригляделся. Он не увидел ни огня кораблей, возвращавшихся Сверху-и-Снаружи, ни трепещущих языков вырвавшегося из-под контроля Космического огня. Царило спокойствие, как и полагается в свободную от дежурств ночь.
И все же Вомакт позвонил. Сообщил об экстренной ситуации серьезней Космоса. Таких не бывало. Но Вомакт позвонил.
В пункте сбора Мартел обнаружил пару десятков человек – около половины всех сканеров. Он поднял говорящий палец. Большинство сканеров стояли парами лицом к лицу и беседовали, читая по губам друг друга. Несколько более старых и нетерпеливых царапали на планшетах и совали написанное под нос собеседнику. На всех лицах застыло тупое, мертвое, расслабленное выражение хабермана. Войдя в комнату, Мартел знал, что многие усмехнулись в обособленных глубинах своего сознания, размышляя о вещах, которые невозможно выразить формальными словами. Давно ни один сканер не являлся на собрание в кренче.
Вомакта не было;
Его друг Чан был здесь, но объяснял какому-то пожилому брюзгливому сканеру, что понятия не имеет, почему Вомакт позвонил. Мартел огляделся снова и заметил Парижански. Направился к нему, огибая других с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что он чувствует свои ноги и может не следить за ними. Несколько сканеров обратили к нему свои мертвые лица и попытались улыбнуться. Но им не хватало полного мышечного контроля, и их лица исказили ужасные гримасы. (Сканеры знали, что не следует выражать эмоции лицом, которое им не подчинялось.
– Ты явился сюда в кренче?
Парижански не слышал собственного голоса, и слова ревели, словно в сломанном, хрипящем телефоне. Мартел вздрогнул. Но он понимал, что вопрос задан из добрых побуждений. Крепкий Поль был добрейшим человеком.
– Вомакт позвонил. Экстренная ситуация.
– Ты сказал ему, что кренчишься?
– Да.
– И он все равно заставил тебя прийти?
– Да.
– Значит, дело не в Космосе? Ты не можешь отправиться Наверх-и-Наружу. Сейчас ты как обычный человек.
– Верно.
– Тогда почему он нас вызвал?
Дохаберманова привычка заставила Парижански вопросительно взмахнуть руками. Его ладонь задела спину стоявшего позади старика. Шлепок разнесся по всей комнате, но только Мартел услышал его. Он инстинктивно просканировал Парижански и старого сканера; те просканировали его в ответ. Лишь после этого старик спросил, зачем Мартел просканировал его. Когда Мартел объяснил, что он под кабелем, старик быстро двинулся прочь, чтобы рассказать всем о кренчнутом сканере в пункте сбора.
Даже эта мини-сенсация не смогла отвлечь большнство сканеров от тревоги по поводу экстренной ситуации. Молодой человек, лишь год назад просканировавший свой первый полет, драматично встал между Парижански и Мартелом и эффектно взмахнул перед ними своим планшетом:
Старшие сканеры покачали головами. Мартел, помня, что юноша пробыл хаберманом совсем недолго, смягчил мрачную серьезность отрицания приветливой улыбкой.
– Вомакт – старший сканер, – сказал он нормальным голосом. – Уверен, что он не мог сойти с ума. Разве его блоки не сообщили бы об этом?
Мартелу пришлось повторить вопрос, произнося слова медленно и четко, прежде чем юный сканер понял его. Молодой человек попробовал улыбнуться, и его лицо забавно исказилось. Но он достал планшет и нацарапал: