Инструментарий человечества

Колокол затуманился. Осматривая скверные районы, он показал все полицейские пункты в северо-западном секторе башни. Теперь он просканировал все полицейские пункты под башней и, с головокружительной скоростью перебрав тысячи комбинаций, остановился на старом инструментальном цехе. Там робот полировал круглые кусочки металла.

Увидев это, лорд Уильям обезумел.

– Доставьте их сюда! – крикнул он. – Я сам хочу их купить!

– Хорошо, – согласился лорд Иссан. – Ситуация не совсем обычная, но ладно.

Машина продемонстрировала ключевые поисковые устройства и подвела робота к эскалатору.

– Особого преступления здесь нет, – заметил лорд Иссан.

К’мелл шмыгнула носом. Она была хорошей актрисой.

– А еще он хотел, чтобы я достала яйцо гомункула. Типа О, птичье, чтобы отвезти его домой.

Иссан включил поисковое устройство.

– Быть может, его уже отправили на ликвидацию, – добавила К’мелл.

Колокол и Банк на большой скорости просмотрели все ликвидирующие аппараты. Нервы лорда Жестокость напряглись до предела. Ни одному человеческому существу не под силу было запомнить тысячи паттернов, мелькавших на Колоколе слишком быстро для человеческого глаза, однако следивший его глазами за Колоколом мозг не был человеческим. Быть может, он даже был подключен к собственному компьютеру. Как это унизительно, когда лорда Инструментария используют в качестве человеческой подзорной трубы, подумал Жестокость.

Машина потускнела.

– Ты лгунья! – воскликнул лорд Иссан. – Нет никаких доказательств.

– Может, инопланетянин только попытался это сделать, – предположила госпожа Джоанна.

– Установите за ним слежку, – приказал лорд Уильям. – Если он хотел украсть древние монеты, значит, может украсть что угодно.

Госпожа Джоанна повернулась к К’мелл.

– Ты глупое создание. Ты впустую потратила наше время и отвлекла нас от серьезных межмировых дел.

– Это и есть межмировое дело, – всхлипнула К’мелл и позволила своей ладони соскользнуть с плеча лорда Жестокость, где та лежала все это время. Телесный контакт прервался, а вместе с ним и телепатическая связь.

– Это нам решать, – ответил лорд Иссан.

– Возможно, тебя накажут, – сказала госпожа Джоанна.

Лорд Жестокость промолчал, но в душе у него теплилось счастье. Если О’телекели действительно был настолько хорош, как казалось, у недолюдей будет список контрольно-пропускных пунктов и путей эвакуации, что поможет им скрыться от безболезненной смерти, к которой их приговорят капризные человеческие власти.

V

В ту ночь в коридорах слышалось пение.

Недолюди радовались без видимых на то причин.

Тем вечером К’мелл исполнила дикий кошачий танец для очередного путешественника, прибывшего из другого мира. Вернувшись домой, она встала на колени перед портретом своего отца К’макинтоша и поблагодарила О’телекели за то, что сделал Жестокость.

Однако известность эта история приобрела лишь несколько поколений спустя, когда лорд Жестокость прославился как защитник недолюдей, а власти, по-прежнему не подозревавшие о существовании О’телекели, согласились принять выбранных представителей недолюдей в качестве посредников для обсуждения лучших условий жизни. К’мелл к тому времени давно умерла.

Но сперва она прожила долгую, хорошую жизнь.

Когда возраст больше не позволял ей работать эскорт-девушкой, она стала шеф-поваром. Ее блюда были знамениты. Однажды ее навестил Жестокость. В конце трапезы он сказал:

– У недолюдей есть один глупый стишок. Никто из людей его не знает, кроме меня.

– Я не люблю стихи, – ответила она.

– Он называется «Она-сделала-это».

К’мелл покраснела до самого выреза своей просторной блузы. С возрастом она заметно поправилась. Управление рестораном этому способствовало.

– Ах, этот стишок, – сказала она. – Он глупый.

– В нем говорится, что ты полюбила гоминида.

– Нет, не полюбила, – возразила она. Ее зеленые глаза, прекрасные, как и прежде, заглянули глубоко в его собственные. Лорду Жестокость стало неуютно. Дело принимало личный оборот. Он предпочитал политические связи; от личных вопросов ему становилось не по себе.

Освещение в комнате изменилось, и кошачьи глаза К’мелл вспыхнули. Теперь она напоминала волшебную девушку с огненными волосами, которую когда-то знал Жестокость.

– Я не была влюблена. Это неправильное слово…

Это был ты, это был ты, это был ты, кричало ее сердце.

– Однако в стишке утверждается, что это был гоминид, – не сдавался Жестокость. – Разве речь не о том Сумеречном принце?

– Кто это такой? – тихо спросила К’мелл, а ее чувства кричали: Милый, неужели ты никогда, никогда не узнаешь?

– Человек-силач.

– Ах, этот. Я о нем забыла.

Жестокость встал из-за стола.

– Ты прожила хорошую жизнь, К’мелл. Ты была гражданином, членом комитета, лидером. Ты хотя бы знаешь, сколько у тебя детей?

– Семьдесят три, – резко ответила она. – Их рождается много, но это вовсе не означает, что мы их не знаем.

Он перестал шутить. Его лицо стало серьезным, голос – нежным.