Он хотел поблагодарить девушку и повернулся в постели, чтобы увидеть ее. Почувствовал, как при этом все тело вспыхнуло от боли, но боль эта была далекой. А пульсирующее удовольствие, струившееся из головы вниз по спинному мозгу и нервам, было таким сильным, что боль на его фоне стала слабым, малозначимым сигналом.
Девушка неподвижно стояла в углу.
– Спасибо, сестра, – сказал он.
Она не ответила.
Он пригляделся, хотя непросто было смотреть, когда колоссальное удовольствие пульсировало во всем теле, словно симфония, записанная нервными импульсами. Сосредоточив взгляд на медсестре, он увидел, что на ней тоже мягкая металлическая шапочка.
Он показал на шапочку.
Медсестра залилась румянцем.
– Вы кажетесь мне хорошим человеком, – мечтательно сказала она. – Не думаю, что вы на меня донесете…
Он одарил ее вроде бы дружелюбной улыбкой, но с пульсирующей от боли кожей и исторгающей наслаждение головой трудно было сказать, каково на самом деле выражение его лица.
– Это противозаконно, – сказал он. – Абсолютно противозаконно. Но приятно.
– А как, по-вашему, это переносим
Мерсер потянулся к шапочке и увидел, что его рука дрожит.
Он коснулся пальцами мягких волос медсестры под шапочкой. Попытался подцепить большим пальцем край шапочки, чтобы снять ее, и понял, что никогда не дотрагивался до столь очаровательной девушки. Почувствовал, что всегда любил ее – и всегда будет любить. Он снял с нее шапочку. Она выпрямилась и, пошатнувшись, ухватилась за стул. Закрыла глаза и глубоко вдохнула.
– Минуту, – произнесла она нормальным голосом. – Минуту спустя я буду в вашем распоряжении. Возможность испытать такой заряд выпадает, лишь когда один из вас получает дозу, чтобы справиться с кожными проблемами.
Она повернулась к зеркалу, чтобы поправить волосы. Стоя спиной к нему, сказала:
– Надеюсь, я ничего не говорила про то, что внизу.
На Мерсере по-прежнему была шапочка. Он любил эту прекрасную девушку, которая надела на него шапочку. И был готов расплакаться при мысли, что она испытала такое же наслаждение, какое сейчас испытывал он. Ни за что на свете он не скажет ничего, что может причинить ей боль. Он был уверен, она хочет услышать, что ничего не говорила про «внизу» – не вела никаких речей про поверхность Шайол, – и потому тепло заверил ее:
– Вы ничего не говорили. Вообще ничего.
Она подошла к постели, наклонилась и поцеловала его в губы. Поцелуй был далеким, как боль: Мерсер ничего не почувствовал. Ниагара пульсирующего удовольствия, ревевшая в его голове, не оставляла места для других ощущений. Но ему понравилась доброта этого поступка. Мрачный, здравый уголок сознания шепнул Мерсеру, что, возможно, это был последний поцелуй женщины в его жизни, однако сейчас это не имело значения.
Медсестра умело поправила шапочку на его голове.
– Ну вот. Вы прелесть. Я собираюсь изобразить забывчивость и оставить шапочку на вас до прихода врача.
Широко улыбнувшись, она стиснула ему плечо и торопливо покинула палату.
Когда она выходила за дверь, подол ее белой юбки красиво взметнулся. Мерсер увидел, что у нее действительно изящные ноги.
Медсестра была милой, но шапочка… лишь она имела значение! Закрыв глаза, он позволил шапочке стимулировать центры удовольствия в мозге. Боль в коже никуда не делась, но он обращал на нее не больше внимания, чем на стул в углу. Она просто была чем-то, присутствовавшим в комнате.
Твердое прикосновение к руке заставило Мерсера открыть глаза.
Властный пожилой мужчина стоял рядом с кроватью и глядел на него с насмешливой улыбкой.
– Она снова это сделала, – сказал старик.
Мерсер покачал головой в знак того, что юная медсестра не сделала ничего дурного.
– Я доктор Вомакт, – сообщил пожилой мужчина, – и сейчас я сниму с вас эту шапочку. Вы снова ощутите боль, но, полагаю, не слишком сильную. У вас будет возможность надеть шапочку еще несколько раз, прежде чем вы покинете это место.
Быстрым, уверенным движением он сорвал шапочку с головы Мерсера.