Инсургент

Почему я уверен в том, что «Катран» вскоре непременно прибудет в назначенное мной место? А потому, что капитан двухмачтовой шхуны получил от меня зашифрованное послание по каналам беспроводной радиосвязи, и не только получил, его радист прислал подтверждение о готовности экипажа перейти под полное подчинение «присланного мной человека». Этим человеком, несложно догадаться, будет купец третьей гильдии Афанасий Никитич Тверской. Вряд ли, Константинопуло не в курсе опалы боярина Воронцова, Способен ли он предать «собрата по оружию» в лапы российской охранки? Польстится ли он на крупную сумму, назначенную Жандармским управлением за любую информацию, связанную с беглым государственным преступником? А вот и узнаю очень скоро. Если, все-таки, попробует предать, значит, сам себе злобный буратино. Впрочем, не стану раньше времени накручивать себя на плохое, но все-таки во время встречи постараюсь быть предельно начеку.

Так вот, в настоящий момент, попыхивая черным угольным дымом и белесым паром, локомотив мощностью в две с половиной сотни «лошадок» довольно бодро мчит меня по рельсам в город русских моряков Корсунь, как пелось в одной песне из прежней моей реальности, где он носил другое имя.

— Легендарный Севастополь,
Неприступный для врагов,
Севастополь, Севастополь —
Гордость русских моряков…

— В порыве патриотических чувств пробасил я неблагозвучным хрипловатым голосом купца третьей гильдии Афанасия Никитича Тверского. Вообще-то, стесняться мне особо некого, все места в купе полностью выкуплены мной до конечной точки маршрута. А то, что побеспокою соседей немузыкальными хрипами, меня абсолютно не волнует, на дворе ясный день и издавать людям громкие звуки посредством голосовых связок законами Российской Империи не возбраняется. Ночью даже громкие разговоры категорически запрещены, а днем, хоть обпойся.

От Владимира до Корсуни езды двое суток. Наш состав периодически останавливался на станциях и полустанках для дозаправки углем и водой. Во время таких стоянок уважаемая пассажирская публика посещала привокзальные рестораны, ибо вагон-ресторан был практически оккупирован от самого Владимира новоиспеченными господами флотскими офицерами, следующими к местам прохождения будущей службы. Справедливости ради, мичманы и лейтенанты вели себя мирно, к гражданским не цеплялись, столики свободные также имелись, но кормили в вагоне-ресторане значительно хуже и дороже, нежели в привокзальных едальнях. Пассажиры же третьего и четвертого классов по ресторациям не ходили, приобретали харчи у разносчиц, звонкими бабьими голосами рекламирующих свой товар. Тут же сновали стайки попрошаек и мелких карманных воришек. Впрочем, ни первые, ни вторые не рисковали приблизиться к здоровенному купчине с пудовыми кулачищами. Все равно не подаст, а даст, так мало не покажется — рассуждали попрошайки. Криминальный элемент просто обходил меня стороной, будто чувствовал родственную душу — увидев мою рожу, сложно не почувствовать.

На одной из таких остановок меня застала весть о скоропостижной гибели «большого друга народа российского» короля Англии, Шотландии, Северной Ирландии, Индии и многая-многая иных заморских земель. Корреспондент бульварной газетенки, ссылаясь на французские источники, прозрачно намекал, что девяносто восьмилетний Альберт вовсе не умер от старости, согласно официальной версии, а, приняв на грудь лишка крепкой выпивки, споткнулся и разбил башку об угол своего рабочего стола. И откуда только ушлым лягушатникам удалось раздобыть столь пикантные подробности? В той же самой статье сообщалось о скором восхождении на престол Британии принца Эдуарда, по счету четвертого монарха с таким именем династии Пембруков.

Смерть английского короля как-то незаметно прошла для российских обывателей. Озабоченный люд как носился по своим делам, так и продолжал носиться, и никто из них по этому поводу даже шапки с головы не снял и не осенил лоб крестным знамением, ибо мало кто понимал масштаб ушедшей личности и её роли в истории данной реальности. Впрочем, мой стетсон остался на голове и осенять себя двумя перстами я также не торопился. Лишь ехидно ухмыльнувшись, сложил газетку вчетверо и оставил лежать на обеденном столике привокзальной ресторации.

По мере продвижения поезда на юг все сильнее и сильнее чувствовалось влияние теплого климата. Если во Владимире еще почки на деревьях не начали лопаться, под Киевом во всю бушевала белоснежная кипень цветущих абрикосов, вишни, груши и прочих плодово-ягодных культур. А вот на Таврике уже вовсю цвели яблоневые сады, обещая в этом году хороший урожай сладких душистых плодов. Степная часть полуострова встретила нас буйным цветом распустившихся тюльпанов. Словами не передать красоту колышущегося под дуновениями ветра красного с вкраплениями желтого и лилового сухопутного моря. А запах, врывающийся в распахнутое окно вагона тонкий, едва уловимый, буквально радовал душу.