– Для души? – повторил трубач. Некоторое время он помедлил, как бы сосредотачиваясь, а на самом деле для важности. Затем тряхнул волосами (точнее, в основном залысинами) и вдохновенно заиграл.
По экрану метнулся синий сполох. Простенькая мелодия недружно расширилась, в ней появились украшения. Стенка ящика стала бурой, по ней поплыли рыжие пятна. Исполнитель запустил длинную фиоритуру с пронзительными вскриками. Экран сделался устойчиво серым...
Оркестрант прервал игру и поковырялся в пуговках баяна:
– Не настроено, что ли...
– Возможно, пьеса... не совсем удачная, – возразил Борис Семёнович. – Если позволите, я предложу вам ноты.
Интерпретатор побагровел. Он играл собственный опус.
Ставров вынул из кармана неожиданно затрёпанный блокнот и полистал его. Чтобы скрыть конфуз, неловкий сочинитель свысока осведомился:
– Ваше произведение?
Инженер ответил только удивлённым взглядом и поднял перед Василием Степановичем раскрытую рукопись. Трубач снизошёл до неё и долго читал, непроизвольно надув щёки. Наконец собрался с духом и очертя голову пустился по нотным линейкам и по клапанам.
Этюд начинался едва не одними паузами. На экране они сопровождались чернотой. Затем стало повеселее, темп ускорился. Появились фиолетовые и голубые тона. Пошли хитрые узоры в мелодии, зелёные и жёлтые всплески на экране. После нескольких смеющихся созвучий произведеньице завершилось триолями и оранжево-красным пламенем.
– Ишь! – признал музыкант, отпуская кнопки. – Что это?
Инженер переглянулся с фотографом и спросил:
– Простите, а чьё авторство вы могли бы предположить?
Василий Степанович точно отличал, пожалуй, только Щедрина от Моцарта. Тем не менее он не захотел ударить лицом в грязь и заявил:
– Ранний Прокофьев.
– Да? – вдумчиво произнёс Ставров. – Надо будет проверить... Изящная пьеска, не правда ли? Михаил! Сбегай ко мне, на столе нотная тетрадь, принеси.
Фотограф исчез.
– Поставьте инструмент, Василий Степанович. Я очень и очень рад был увидеть профессиональное исполнение. Что же касается присланного вам вознаграждения...
– Да, – заинтересовался трубач и опустил баян на пол.
– Наш инструмент как бы переводит музыкальные произведения на язык живописи. Разумеется, перевод неполон, машина не рисует картин... Скажите, задача, которую вы опубликовали в областной газете, – ваше единственное шахматное сочинение?
– Задача? – опешил артист. – Не сочинял я задачи...
– То есть... простите? В редакции дали именно ваш адрес.
– Не знаю.
Ставров перестал приятно улыбаться. Помолчав, он сообщил с сожалением:
– Увы, Василий Степанович. В таком случае вознаграждение выплачено неправильно.
Трубач открыл рот. Некоторое время он сидел так, потом забормотал:
– Как неправильно? Что увы?! – Голос его окреп. – При чём тут задача? – Он встал. – Такие деньжищи неправильно?! Я вам дам увы! Ксилофонист! – неизвестно почему обругал Василий Степанович.
– Успокойтесь, – произнёс инженер. – Давайте разберёмся.
– Давайте! – согласился разгорячившийся музыкант. – Разберёмся!
– Садитесь... Сядьте!
Оркестрант с размаху сел.
– Я конструировал универсальный станок, – начал Борис Семёнович. – Никак не вывязывался узел, подающий заготовку после токарной обработки к фрезе. Мне попалась шахматная задача, в которой расположение фигур копирует схему станка. Чёрный король – обрабатываемая деталь. Ферзь, объявляющий мат, – фреза. В задаче предусмотрены кривошипы, то есть кони, и упор – чёрная пешка. Край доски – станина. В какую бы сторону ни отскочил чёрный король, он неизбежно зажимается белым королём и ладьёй и фрезеруется. А по пути он ещё подвергается сверлению слоном, дающим шах, и шлифованию проходной пешкой.
Артист хлопнул глазами.
– Автор задачи и я решали одну и ту же проблему, но каждый на своём материале. За соавторство начислен гонорар.
Василий Степанович ошеломлённо посмотрел по сторонам. Достал из кармана случайно завалявшийся там платок, минуту глядел на него и, забыв вытереть лоб, снова сунул в карман.
– Это Валерка! – осенило его. – Он деревяшки вечно гонял по доске!
– Кто это?
– Шпанёнок мой! Точно! – Музыкант схватил Бориса Семёновича за руку и пылко потряс. – Выкинул я шахматы. Двойку он схлопотал. А задача была! С кривошипами!
– Очень рад, – сдержанно отозвался Ставров. – Поздравляю.
– Спасибо, товарищ... Борис Семёнович. – Гость хитро засмеялся. – Вы ведь могли не платить. Никто бы не догадался.
– Я готовлю диссертацию, – сухо пояснил инженер. – Нужно документально подтвердить возможно большее число таких случаев.
– А-а! Ещё есть случаи?
– Конечно. Существует множество аналогичных законов в разных областях. Например, закон Ома: чем больше напряжение и меньше сопротивление, тем сильнее ток. В электротехнике это было открыто после длительных изысканий, а в гидравлике подобная закономерность сама собой разумеется. В обыденной жизни – тем более. Стадо войдёт в ворота тем скорее, чем они шире и чем энергичнее погонщик. Тот же самый закон Ома.
Однако Василий Степанович не помнил закона Ома. Изобретатель прервал изложение и поднялся:
– Извините. Я спешу. Не смею задерживать.