— Мои просьбы… я делала это не ради себя, Лод. И не ради Лу. Я делала это ради тебя. И я думала, ты поймёшь. — Она говорила глухо и тихо, почти ему на ухо, но я почему-то отчётливо слышала каждое слово. Видимо, ещё одна условность сна. — Просто… я боюсь за тебя. Боюсь, во что ты можешь превратиться, если продолжишь идти по той же дороге.
Лод ответил не сразу. И обнял в ответ тоже не сразу.
Но всё-таки обнял — и ответил.
— Я понимаю. Можешь не беспокоиться, — когда он заговорил, в голос его вернулась прежняя мягкость. — Я никогда не стану таким, как Ильхт.
— Я должна больше верить тебе. — Морти опустила голову, уткнувшись лицом ему в шею, словно желая спрятаться от собственного стыда. — Скажи… это очень странно, что я так и не могу до конца сделать это — поверить? И боюсь тебя, хотя ты всегда был так добр ко мне? Ко всем, кто тебе дорог?
— Наверное, на твоём месте я бы сам себя боялся, — в словах Лода сквозила печаль. — Но я скорее умру, чем причиню тебе вред.
— Знаю. Знаю. Прости.
Дальше они просто сидели, обнявшись. Пока я пыталась осмыслить всё, что услышала.
Они молчали так долго, что я уже отступила от двери, когда Морти вдруг вскинула голову.
— И что ты собираешься делать с ней дальше? — она смотрела в пустоту за спиной колдуна. — Теперь, когда знаешь, что она чувствует?
Мне не требовалось слышать имя, чтобы понять, о ком речь.
И я замерла, где стояла.
— Ей некуда идти. У неё нет никого, кроме меня. А её боль в любой момент может поглотить её с головой. — Лод говорил без нежности, без намёка на особенные чувства. Просто излагая положение вещей. — Отдалять её от себя — всё равно, что убить её.
— Это верно, — Морти задумчиво кивнула. — И никто из нас не хочет повторения прошлой истории.
Я ждала, что он скажет «да». Подтвердит, что подыгрывает мне из жалости. Так же, как когда-то подыгрывал маленькой девочке, которая была ему небезразлична.
Но он ничего не сказал.
И его молчание само по себе сказало о многом.
Принцесса сощурила глаза. Лицо её вдруг сделалось непроницаемым.
— Ты ведь привязался к ней. Куда больше, чем к предыдущей. — Из голоса дроу тоже исчезли намёки на любые чувства. — Твоя любимая кукла, так похожая на тебя самого… и вот уж кто ни капельки тебя не боится.
А Лод всё молчал.
И я уже вновь хотела уходить, когда он всё-таки разомкнул губы.
— Насчёт неё тоже можешь не беспокоиться, — произнёс колдун. Негромко и очень, очень ровно. — Я клялся, что ты всегда будешь моей единственной.
Морти не откликнулась. Лишь прикрыла глаза со странной обречённостью, и губы её судорожно дрогнули.
Но когда Лод, отстранившись, заглянул ей в лицо, встретила его взгляд спокойно.
— Ты ведь веришь мне? Хотя бы в этом?
Морти, слегка улыбнувшись, взяла его лицо в свои ладони.
— Мой милый, верный, честный Лод, — и едва заметно качнула головой. — Я знаю, что ты никогда не унижался и никогда не унизишься до того, чтобы мне лгать.
Потом оба растворились во тьме. Оставив меня в ней же. Наедине с моими мыслями, в которых, откровенно говоря, царил полный бардак.
Я даже не пыталась в них разобраться. Не сейчас, по крайней мере.
Поэтому просто подошла к последней двери.
И вернулась туда же, откуда пришла.
В лаборатории было неожиданно темно: горела лишь одна свеча, на столе, за которым сидел Лод, тихо царапая что-то пером на пергаменте. А я каким-то образом отчётливо различала всё, что тонуло в тенях и сонном мраке вокруг колдуна. Наверное, снова уступка сна.
Так что прекрасно видела себя, свернувшуюся калачиком на постели у давно потухшего камина. И на сей раз это точно была я.
Я спала в одежде. Уже давно. В бриджах и рубашке, по крайней мере: снимала только чулки. И, как и ожидалось, предосторожность не была напрасной — другая-я лежала без одеяла. Оно неведомым образом безнадёжно сползло с меня, собравшись огромным комом ближе к полуголым ногам, которые моя копия поджала под себя. Видимо, замёрзла.
Впрочем, когда ком подозрительно вздрогнул, точно под ним кто-то ворочался, я догадалась о причинах, почему одеяло от меня убежало.
Так, значит, Бульдог не целую ночь коротает на моей подушке…
Как раз в этот момент Лод, отложив перо, откинулся на спинку кресла. Лениво потянулся, вскинув руки вверх. Оглянулся.
И, нахмурившись, встал, чтобы подойти ко мне.
Опустившись на колени рядом с постелью, колдун осторожно, но без особых церемоний вытряхнул из одеяла Бульдога. Укрыл меня — я даже не заворочалась, не то что не проснулась: всегда спала крепко.
Потом посмотрел на пса, обиженно сидевшего у меня в ногах.
— Нет, приятель, так дело не пойдёт, — сурово прошептал Лод, погрозив Бульдогу пальцем. — Завтра же отправляешься, откуда пришёл. Тем более паппей уже давно не проблема.
Тот пренебрежительно фыркнул и лёг, где сидел, демонстративно повернувшись к колдуну хвостом — но Лод уже смотрел на меня. Долгим взглядом, который трудно было понять.
Потом, склонившись ближе, Лод протянул руку к моему лицу. Убрал ото рта длинную тёмную прядь, которую я закусила во сне. На секунду задержал пальцы у щеки, словно желая коснуться.
И, не коснувшись, отвёл ладонь.