Простые, ничего не значащие движения… так почему в них столько напряжения? Откуда это ощущение, что каждое — через себя?
— Сноуи, Сноуи…
Колдун качнул головой; слова он выдохнул так тихо, что их можно было принять за шёпот ветра. Или голос листьев — не сухих, шуршащих громко и беспардонно, а живых, рождающих деликатный шёлковый шелест.
И улыбнулся.
С той же горькой иронией, в которой так хорошо читалось его презрение к себе.
Мрак поглотил его в тот миг, когда он поднялся с колен. Я осталась одна перед выходом в настоящее, гостеприимно приоткрывшим дверь мне навстречу.
Долго стояла на месте, не решаясь шагнуть туда. Даже думать ни о чём не решаясь.
— Как я могу знать, что всё это правда? — спросила я потом, обращаясь к черноте вокруг. — А если ты показал мне то, что я хотела бы увидеть? Просто потому, что Лод тебя попросил?
В ответ чернота рассмеялась — голосом Акке.
— Ты неисправима, — иллюранди не показался, но голос его зазвучал так близко, будто он стоял рядом. Наверняка всё это время незримо шёл за мной по пятам. — Но даже если б я делал это, потому что он попросил… хотя ты, будем честны, решаешься на бунт только во снах… разве это уже не значит, что ему не всё равно, что ты о нём думаешь?
Я помолчала.
Затем, взявшись за край двери, приоткрыла её шире. Даже не глядя, что за ней, скользнула внутрь; в следующий миг уже смотрела в потолок лаборатории. Лёжа.
Наконец-то наяву.
Я села в постели с отчётливым чувством дежавю. Посмотрела на Лода, который устроился за столом, будто перекочевав туда из последнего видения.
Моё пробуждение от него не укрылось.
— Привет, — колдун оглянулся на меня, рассеянно и приветливо. В одной руке перо с чернильным кончиком, другая придерживает лист пергамента. — Ты как раз вовремя. В вашем языке есть другие слова, которые означали бы «блаженство»?
Я смотрела на колдуна, в кои-то веки чувствуя, что плохо соображаю. Голова шла кругом, и виной тому явно было не только недавнее пробуждение.
— Привет, — я отвечала скорее машинально. — Синонимы «блаженства»… счастье, эйфория, наслаждение… нирвана, может быть…
— Нирвана? — Лод, прикусив кончик пера, кивнул. — Спасибо.
Не сказав больше ни слова, принялся черкать что-то на пергаменте. А я не стала спрашивать, к чему вопрос. Откровенно говоря, он даже странным мне не показался: было просто не до того. Мысли медленно, но верно успокаивались, словно речная муть, оседающая на дно… и я всё отчётливее понимала, что хочу сделать.
Хотя, пожалуй, я не просто хотела: я должна была это сделать.
— Смотрю, ты занят, — проговорила я. — Не против, если я позавтракаю одна? Не хочу тебе мешать.
— Ты не помешаешь, — выведя на пергаменте последнюю вдохновенную закорючку, Лод отложил перо. — Я как раз закончил.
Заставив меня отчаянно вцепиться пальцами в одеяло.
Не могу я сейчас завтракать. Не могу. Я должна найти ответы на те вопросы, что жгли сознание большими калёными буквами. Найти подтверждение тому, что это было реально — то, что я видела. Как можно скорее.
И без его помощи. Для верности.
— Лод, мне… мне надо побыть наедине с собой.
Он посмотрел на меня. Резко посерьёзнел.
— Что случилось?
— Плохие сны, — я поколебалась — и, внимательно глядя на него, всё же соврала, — мне снился дом.
— О. — Лод помолчал. — Понятно.
Во взгляде колдуна, кроме внезапной печали, я различила лишь что-то, очень похожее на сочувствие.
Нет, либо он действительно не знает, что на самом деле снилось мне этой ночью, либо изумительно прикидывается.
— Я просто немножко посижу одна. Внизу. А потом вернусь. Ты не против?
— Ты вполне можешь использовать спальню.
— Нет. Мне там неуютно. Я уже привыкла к гостиной. Может, в шахматы поиграю, чтобы отвлечься. Можно?
— Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения на такое.
Я, благодарно кивнув, встала. Натянула чулки и туфли, быстро прошла в ванную. Наспех умывшись, выскочила обратно. Неловко улыбнувшись в ответ на его пытливый взгляд, спустилась в гостиную.
На моё счастье, никого из светлых там не было, так что я, не теряя времени, просто стянула с пальца кольцо, сунув его в карман бриджей.
И негромко позвала:
— Акке.
Иллюранди вынырнул из тени так быстро, словно только этого и ждал.
— Да?
За его обычным вежливым поклоном чудилась насмешка, но мне было всё равно.
— Я должна поговорить с принцессой. Наедине. Я могу это сделать?
Кажется, иллюранди удивился. Во всяком случае, посмотрел на меня долгим, даже несколько любопытным взглядом.
— Сейчас узнаем, — сказал он потом.
И снова исчез.
От нервозности я прикусила костяшку большого пальца. Потом, передумав, переключилась на кончик ногтя — и застыла, косясь то на лестницу, то на дверь.
Что я делаю? В кои-то веки действую, почти не думая. Ужасно. Подумаешь, сняла кольцо: если Лод захочет проверить, как я там, и ничего не увидит, это наверняка заставит его спуститься в гостиную. И, если у меня всё получится — своими глазами убедиться, что там никого нет.
Но я и правда устала бояться. Сомневаться. И постоянно думать, пожалуй, тоже.
Как всё-таки хорошо, должно быть, живётся наивным доверчивым дурочкам…