— Мы с Лодом знали друг друга с детства. Естественно. Его отец был придворным колдуном нашего отца, и Лоду предстояло унаследовать этот титул. Правда, наши отцы были далеко не так близки, как мы, — она заговорила спокойно, дружелюбно, неторопливо, словно о чём-то совершенно постороннем. — До смерти родителей мы не общались тесно, лишь видели друг друга изредка, и мне было… довольно одиноко. Алья тогда меня ненавидел. Он хотел и привык быть первым, но я — девчонка, младшая — владела мечом лучше него. И дар, который, как он считал, должен был достаться ему, достался мне. Это страшно его унижало… зато в Лите он с рождения души не чаял. А я ревновала к ней. И родителей, и его, потому что на самом деле отчаянно хотела, чтобы он меня любил. — Принцесса положила траву на весы, уравновесив её крохотными гирьками. — После похорон матери Лод подошёл к Алье выразить соболезнования. И быстро сблизился с ним. Алья увидел в нём того, кого ему тогда так не хватало, старшего брата, который чем-то может заменить отца. А ведь у них разница — всего год, и Лоду тогда было всего десять, но он тогда уже оказался так мудр, так умён… — сняв веточку с серебряной чаши, Морти оборвала с неё несколько узких сухих лепестков. — Все дома и все советники тогда из кожи вон лезли. Суетились, соревновались за влияние на маленького осиротевшего принца. Но Алья чувствовал, что их интересует вовсе не его благополучие, а возможность править из-за спинки трона… и в то же время понимал, что без их советов ему не обойтись. А тут вдруг — Лод. Такой же, как он. Не взрослый, а равный. И никакой личной заинтересованности, одно лишь желание помочь… по крайней мере, так мы тогда думали. Позднее поняли, конечно, что личная заинтересованность была, но желания помочь это не отменяет. Никто из нас ни разу не пожалел о нашей дружбе. И это Лод в конце концов примирил всех нас, сделал одной семьёй. Убедил Алью, что мой талант не унижает его, а возвышает, ведь у него, будущего Повелителя, такого потрясающего, и сестра должна быть под стать. Чтобы все могли завидовать, а он, Повелитель — гордиться. А мне напомнил, что теперь мы с Альей должны быть Лите вместо матери и отца… и что ревновать больше некого. Так мы и подружились. Все.
Дроу снова вернула траву на весы. Удовлетворившись результатом, отложила её в сторону, взялась за другую, свежую, напоминавшую мяту.
А я просто стояла, прислонившись к двери.
И слушала.
— Я была так благодарна Лоду. За всё, что он для нас делал. И он казался мне таким… интересным, таким не похожим на всех… как и моей сестре, наверное, — Морти отрывала от стебля зелёные листки, один за другим. — Ты знаешь, что Лита была в него влюблена? Так смешно, по-детски… и для нас, конечно, это было шуткой. Но иногда, годы спустя, я думала: если бы она выросла, а чувство осталось… она-то была свободна. В отличие от меня. А в итоге место рядом с Лодом заняла я, и в той ситуации, в какой мы оказались… наверное, мы с ним обречены были влюбиться, — её тонкие пальцы задумчиво и отстранённо клали листья на весы. — Мы были заперты в нашем маленьком мирке. Мы подставляли друг другу плечо, мы помогали друг другу подняться, мы вместе справлялись с тем, что на нас обрушилось. Мы были лучшими друзьями, боевыми товарищами, братом и сестрой. А в какой-то момент разглядели друг в друге большее. И захотели большего. — Она помолчала. — Но потом мы повзрослели… и в наш маленький мирок ворвались другие.
Когда она взялась за рукоять ножа, я невольно вспомнила свой сон.
Впрочем, в реальности принцесса всего лишь отрезала тонким лезвием половину какого-то толстого корешка.
— Помнишь шрам, который был у Артэйза? На глазу? Это я ему оставила. Ему было двенадцать, и Лу попросил меня сразиться с ним. Потренировать. А я… перестаралась. Я тогда так испугалась — а вот Артэйз ни капельки. Шутил, что прекрасная принцесса оставила ему знак отличия. Он был таким милым мальчиком, Артэйз… но иногда милые мальчики вырастают в мужчин, которые способны на страшные вещи. — Она разрезала корешок ещё на две части. — Я была так глупа, когда позволила Лоду подписаться на всё это. Мы оба были. Тогда нам обоим казалось, что до моего замужества так далеко, и многие были в нашей ситуации, и, право, для настоящей любви это не помеха… и оба не понимали, на что мы идём на самом деле. Что Лод никогда не сможет с кем-то меня делить. Так же, как я его. И в какой-то момент я поняла: если я выйду замуж за Лу — а я не могу не выйти замуж за Лу — то в один прекрасный день Лод убьёт либо его, либо себя.
Я молчала. Знала, что нашему разговору лучше оставаться монологом. И мои ответы были совершенно ни к чему.
Но в данном случае моё молчание было ещё и знаком согласия.