Интегрировать свет

В другой комнате другой башни тоже царила полутьма. Хотя, пожалуй, больше, чем полу-: мрак рассеивало сияние одной-единственной свечи, горевшей на столе. Её пляшущие отблески играли тенями на лице Лода, который сидел, соединив пальцы обеих рук в каком-то молитвенном жесте.

Он смотрел туда, где спала Снежка, привычно свернувшаяся калачиком под одеялом. Задумчиво, пристально, неотрывно.

– Ты не можешь вечно избегать Морти.

Негромкий, чуть выше шёпота голос Акке раздался ещё прежде, чем иллюранди соткался из теней за спинкой кресла колдуна; и Лод, оглянувшись на него, в ответ лишь изогнул бровь.

– Девочка спит, – Акке правильно истолковал его молчание. – Я пойму, если она проснётся. Ты же знаешь.

– Вот как, – колдун вновь отвернул голову. Его слова тоже были лишь немногим громче выдоха. – Пусть ей приснится что-то хорошее.

– Не уходи от ответа. – Акке без улыбки смотрел на русую макушку колдуна. – С момента похищения Дэнимона принцессе достаются одни лишь отговорки, что у тебя много дел помимо исполнения своих прямых обязанностей хальдса. Но так не может продолжаться всегда.

– Ты мне это говоришь? – Лод разомкнул пальцы резким, исполненным горечи жестом. – Я знаю, что должен перестать её мучить. Сноуи. Солгать, что не люблю, и отослать подальше от себя. Заставить возненавидеть меня. Освободить.

– И это её уничтожит.

– Да. Потому что за то недолгое время, что она прожила, люди и без того слишком часто выбирали не её.

– И поэтому ты никогда этого не сделаешь.

Вместо ответа колдун рассеянно переложил с места на место какие-то бумаги, лежавшие на столе.

– Жаль, что мы не выбираем, кого любить. Трудно было найти объект менее подходящий для этого, чем я, – произнёс Лод какое-то время спустя, мягко и отстранённо. – Уж лучше бы она и правда влюбилась в Фаника.

Акке сощурил глаза, едва заметно светившиеся во мраке:

– Она – и светлый принц? Ты действительно хотел бы ей повторения своей истории?

– Она лучше меня. И она не наследник Ильхта, а Фаник – не Морти. Он бы понял. Наверное.

Акке не выразил своё сомнение ничем, кроме вежливого молчания.

– Ты говоришь «моя история», – проговорил Лод, – но я счастливец. Трудно будет найти мужчину, который не мечтал бы оказаться на моём месте.

– Твоя верность делает тебе честь, но я-то вижу, что ты устал. Терзаться ревностью, мучиться, что не соответствуешь её ожиданиям. И поэтому… признайся наконец самому себе, – опершись на спинку кресла, Акке подался вперёд, склонившись над колдуном, который смотрел прямо перед собой. – Когда-то ты любил Морти. Всем сердцем. Но сейчас… если б ты действительно любил её, как раньше, ты бы никогда не посмотрел на другую.

Лод не отрывал светлого взгляда от пламени, сияющего на фитиле светлячком.

– Набраться смелости и признать, что я не сдержал и не могу сдержать свою клятву? Что не могу отвечать за свои слова, что был глупцом, когда думал – мне под силу выдержать то, на что я себя обрёк? Свернуть с пути, который когда-то так опрометчиво выбрал и который с самого начала не мог никуда привести? – в том, как колдун склонил голову, читалась обречённость. – Я думал об этом.

– Только что вы будете делать дальше? Даже если Морти не возненавидит вас обоих, это сделает Алья. И тогда вы оба обратитесь в мишень.

– Не знаю. Может, боги позволят нам разрешить всю эту историю благополучно? Воцарится мир, и я подам в отставку. Поселимся в каком-нибудь человеческом городке. Будем просто жить.

– И ты сможешь «просто жить»? Не смеши меня. Вы для этого не созданы: ни ты, ни она. Для вас обоих любовь, простое человеческое счастье – приятное дополнение, но никак не главное. Вы созданы для чего-то большего, вы оба. А даже если светлые позволят вам просто жить, они никогда не допустят вас к тому, к чему вы стремитесь.

Вместе с выдохом у Лода вырвался смешок:

– Что за ситуация.

– Я даже не знаю, есть ли из неё хоть один безболезненный выход.

– Любой выход будет болезненным, – колдун протянул руку к свече, будто хотел коснуться пламени пальцами. – Есть один, конечно, и вероятность подобного исхода… – он осёкся. – Но это было бы низостью с моей стороны – рассчитывать на него.

Он провёл расправленной ладонью над каплей огненного золота, у фитиля отливающей прозрачной синевой. Потом сжал пальцы в кулак, согнув их по очереди: быстрым выверенным движением музыканта.

– А самое печальное, – произнёс Лод потом, и отражённый огонь плясал искрами на дне его зрачков, – я понимаю, что где-то в глубине души… всё-таки рассчитываю.

Акке улыбнулся.

– Знаешь, если бы не твоё искреннее стремление быть хорошим человеком, ты бы утопил Риджию в крови куда успешнее, чем твой прадед. Но куда там… если тебе даже то, о чём ты думаешь, кажется нечестной игрой.

– А ты знаешь, о чём я думаю?

– Естественно, знаю. Я знаю тебя с того момента, как ты издал первый крик, – справедливо заметил иллюранди. – И знаю ещё одно: с этой девочкой ты можешь быть счастлив. С принцессой – нет. В вашей любви с самого начала было слишком много «но».