Интеллектуальная история России: курс лекций

Воспринятая Гизелем польская корректировка не являлась большой ошибкой, хотя это был отход от рассказа летописей. В них первое упоминание о Пскове находится под 903 г. Молодому Игорю Олег «приведоша… жену отъ Плескова, именем Ольгу», говорится в Лаврентьевской летописи[179]. То есть древнерусский летописец указал только на место, откуда была родом в будущем знаменитая княгиня, но не сказал, когда оно (город Псков) появилось. Московские писатели сочинили целую легенду о пророчестве блаженной Ольги (после ее крещения в Константинополе), о городе и скорой его закладке. Эту же легенду рассказывает Иоакимовская летопись. Привел ее на рубеже XVII–XVIII вв. Дмитрий Ростовский, и она была принята даже некоторыми украинскими книжниками. Большинство русских исследователей первое время с большим доверием относились именно к московской легенде. Но в этом случае историкам приходилось критиковать «Синопсис» и его источниковую базу, как это, например, сделал И.Н. Болтин[180]. Достоверность сообщений о существовании Пскова до крещения княгини Ольги (как указывал «Синопсис») отстаивали М.В. Ломоносов, князь М.М. Щербатов, А.Л. Шлецер, И. Иваницкий и др.[181]

Иначе, чем московские книжники, подал автор «Синопсиса» сюжет об убийстве древлянами князя Игоря. Гизель писал: «И наложи Игорь дань на Древлян тяжчайшу Олеговы, еюже отягчи, и опечали их зело. Сего ради убита его Древляне»[182]. То есть князь был убит из-за того, что захотел взять дань еще более тяжелую, чем установленная прежде князем Олегом, а затем и им самим. Приведенные слова по смыслу не противоречат более пространному изложению данного сюжета древнерусским летописцем. Однако в летописном тексте вина за случившееся в большей степени возложена на жадность Игоря. Лаврентьевская летопись сообщает, что после выдачи Игорю дани он под давлением дружины решил вернуться и взять еще больше. «Слышавше же Древляне, яко опять идетъ, сдумавше со княземъ свомимъ Маломъ: “аще ся въвадить волкъ въ овце, то выноситъ все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьемъ его, то вся ны погубить”, послаша къ нему гляголяще: “почто идеши опять? поималъ еси всю дань”. И не послуша ихъ Игорь, и вышедше изъ града Изъкорестеня Деревляне, убиша Игоря и дружину его»[183].

Московские книжники, не без влияния Степенной книги, убийство Игоря древлянами начали подавать не иначе как сущее злодейство, учиненное по отношению к князю. «Древляне же со княземъ своимъ ему же имя Малъ, злое умысливше глаголяху къ себе: сей есть наследникъ, приидете убиемъ его и супружницу его Ольгу премудрую возьмемъ за нашего князя и сыну его (Святославу. – С.М.) сотворимъ, яко же хощем»[184]. Идеология московской книжности уже не могла себе представить, что виновным по отношению к народу может быть князь, каковым бы он ни являлся. Таким образом, «Синопсис» передал русской историографии сюжет об Игоревой дани более приближенный к летописному, нежели пронизанный идеей непогрешимости власти этот же сюжет в московской редакции.

«Синопсис» довольно подробно изложил легенду о мести Ольги древлянам, о ее поездке в Константинополь и принятии святого крещения, о военных походах Святослава и борьбе за власть между его сыновьями. Причина этой борьбы состояла в «разделении Княжении Святослава сыном своим»[185]. Далее, переходя к рассказу об идолах, установленных князем Владимиром в Киеве, Гизель попытался рационально объяснить этот поступок. По его мнению, Владимир сделал это под влиянием прошедшей братоубийственной борьбы за киевский престол. «Поминая же братию убиенную, нача ставити богомерзские идолы в Киеве, и по окрестным горам и полям Киевским», – писал он[186]. Вслед за тем ученый посвящает целую статью язычеству древних славян, назвав ее «О Идолех»[187]. Одно из приведенных в ней божеств, а именно «четвертый идол Ладо», вызвал долгую дискуссию среди мифологов и фольклористов. Это была компиляция из трудов польских писателей, но некоторые отечественные исследователи не считали зазорным опираться непосредственно на указанную статью «Синопсиса», как, например, А.Н. Афанасьев[188]. Одни из первых русских археологов З.Д. Ходаковский (Чарноцкий) и А.Ф. Рихтер даже посчитали, что город Ладога получил название в честь славянской богини любви Лады[189]. Несмотря на то что это божество отнесено специалистами к вымыслам Яна Длугоша[190], некоторые современные ученые продолжают о нем писать[191].