Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна

U.S. Bureau of the Census. 1975. Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970. Washington: Government Printing Office.

U.S. Bureau of the Census. 1994. Statistical Abstract of the United States: 1994. Washington: Government Printing Office.

Virilio, Paul. 1993. The third interval: A critical transition. In Rethinking Technologies, pp. 3-12, edited by Verena Andermatt Conley on behalf of the Miami Theory Collective. Minneapolis: University of Minnesota Press.

Williams, Michael R. 1985. A History of Computing Technology. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall.

Послесловие Д. Кралечкина

Послесловие Дмитрия Кралечкина, не вошедшее, вопреки желанию переводчиков, в официальное издание книги, ставшей в настоящее время раритетом.

Поверхностный досмотр

В третьей главе (посвященной «когнитивному релятивизму») работы «Интеллектуальные уловки» ее авторы — А. Брикмон и Ж. Сокал — в качестве примера деятельности, занимающей пограничное положение между обыденной жизнью и наукой, берут «полицейское расследование». По их утверждениям, не существует резкого разрыва между рациональной деятельностью в науке и где бы то ни было еще. Интересно, что пример «полицейского расследования» оказывается базовым не просто потому, что он много раз — с некоторой назойливостью — повторяется в тексте. Несомненно, что в определенном смысле, который еще предстоит установить, вся данная работа представляется в форме полицейского расследования или его результата — набора вещественных доказательств, проведенных очных ставок, обысков, задержаний с поличным и тому подобного. Конечно, в интеллектуальной сфере трудно привлечь к ответственности, но можно поставить оградительные знаки, «разоблачить» (начальный пафос Сокала и Брикмона в том-то и состоит, что «король — голый», хотя сюжетная форма «голого короля» несколько отличается от того, чем предстают разоблаченные «постмодернисты»), указать на опасность. Проблема в том, что — в согласии с утверждениями самих авторов этого нашумевшего труда — расследование всегда продвигается соответственно имплицитным правилам, прояснить которые до конца никогда не удается. Цель данных заметок не столько в том, чтобы выступить на ринге устроенного противостояния философии и науки (притом что сама философия по причине неявки была сразу же объявлена побежденной, то есть виновной), сколько в попытке немного менее аффектированного исследования самого расследования, в его внутренней проверке: ведь и полиция не всегда чиста на руку. При этом речь не идет о том, чтобы при помощи простого рефлексивного шага получить некоторое преимущество по отношению к позиции Брикмона и Сокала и применить к ней их же собственные методы. Задача, скорее, в том, чтобы провести именно внутреннее расследование — расследование того, что остается за кадром (или, вернее, в самом кадре, в монтаже) густой патетики обвинения. Иначе говоря, нет смысла возвращаться на традиционное для философии место верховной инстанции суда разума (который на этот раз обернулся против ней самой, став, таким образом, странным вариантом «самосуда»), выступить в роли следователя, «опера», судьи, адвоката, присяжных, «начальника» или — в случае необходимого в такого рода делах уклона в криминалитет — наемного или (что «почти» то же самое) серийного убийцы. Для изучения расследования нужно на некоторое время забыть, что это такое, отвлечься от его внутренней, само собой разумеющейся и уже как бы автономной «рациональности», устоявшейся логики, побыть в роли того понятого, которого собирались привлечь в самый важный и ответственный момент следствия, но из-за отсутствия паспорта он оказался ненужным, его не выгнали и не «привлекли», забыли в качестве значимого для следствия элемента. Позволив себе небольшой каламбур, можно сказать, что траектория нижеследующих замечаний следует за смещением ударения «понятого» с третьего слога на первый.

Что же это за «дело Сокала-Брикмона», которое должно было оказаться «делом» постмодернизма? Правда, ли что постмодернизм как нечто реально существующее больше всего напоминает тех самых миллионеров, которые — как Корейко — нажили свое состояние (в данном случае — интеллектуальное) самым нечестным путем? Да и кто такой Корейко без этого «дела», если не простой служащий с грошовой зарплатой, то есть интеллектуальным авторитетом?