Читаем Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна полностью

Конечно, если принимать весь набор базовых предпосылок Сокала и Брикмона, то с их разоблачением злоупотреблений нельзя не согласиться. Эти предпосылки, естественно, представляют из себя обычно непроговариваемое убеждение науки, противопоставляющее «серьезную» теоретическую работу простой игре словами. Не вдаваясь в подробности самого этого теоретического различения (то есть различения, отличающего теорию от всего иного), можно заметить, что вся работа Сокала и Брикмона сводится к восстановлению и удержанию этого различения, которое и в самом деле было подвергнуто тщательному исследованию в «постмодернистской» философии (наравне с различиями чистого знания и нечистого, трансцендентального и эмпирического, эпистемы и доксы). Но аргументация Сокала и Брикмона, чтобы оставаться значимой, должна не проводить это различие, а исходить из него. В действительности, проблема заключается в том, что такого рода аргументация не доказывает валидность различения строго теоретического и «доксально»-несерьезного, покуда само оно является основой всей аргументации. Иначе говоря, Сокал и Брикмон не приводят свидетельств в пользу строгости различения строгости и не-строгости, а заранее приняв его в качестве само собой разумеющегося, прилагают его к критикуемым текстам. Естественно, их проблема носит универсальный характер: если принимать указанное различие, то появляется возможность проведения определенного рода аргументации (а в пределе — и аргументации вообще), но она ничего не говорит о необходимости и устойчивости такого различения. Трудность незамысловатых рассуждений и проверок Сокала и Брикмона в том, что их цель — восстановление наук — осуществляется из уже как бы восстановленной науки, под прикрытием надежных тылов. В этом смысле они не только не попадают в цель, но просто упускают ее: не возвращаясь к цели спора — необходимости строго научного теоретизирования — они сразу же принимают ее как нечто данное и с такой позиции пытаются развенчать претензии «постмодернистов». Тем самым предполагается, что различение «строго-научного» и «не-строго-не-научного» само по себе ни в какой защите не нуждается (а это, с точки зрения философии и есть самый важный вопрос); более того, сама критика Сокала и Брикмона, больше всего напоминающая профессорскую проверку зарвавшихся и невежественных студентов, предполагает, что и философия столь же наивно принимает то различие, которое оказывается чем-то вроде common sense науки. Не стоит полагать, что все решается путем аргумента самоопровержения или аргумента последнего основания (который был введен, в числе прочих, К.-О. Апелем, для решения проблемы «Зачем быть рациональным?»). В самом деле, замечаемая противоречивость положений постмодернистов, когда, они, например, пытаются поставить рациональность под вопрос рациональными же средствами, не учитывает того, что она работает как средство исключения из сообщества ученых (в идеальном смысле) тех, кто в него входить уже не может. То есть тезис о самопротиворечивости значим лишь в отношении тех, кто уже принял проект науки как таковой. На это можно было бы возразить, что о тех, кто его не принимает, и говорить нечего. Похоже, что Сокал с Брикмоном так и полагают: la science ou la mort. Постмодернизм как враг науки (пока неважно, мнимый или действительный) сам принимается за науку, дабы с ним можно было хоть как-то иметь дело. Только в таком случае он (также, как и философия вообще) может быть представлен в виде плохой науки. Заметим еще раз, что исток такого представления кроется в пропуске фундаментального различия между наукой, принимающей условия своей деятельности в качестве чего-то само собой разумеющегося и жизненно необходимого, и философией, которая в состоянии проанализировать сами эти условия, пусть такое предприятие и окажется гораздо более опасным и гораздо менее перспективным, нежели наука.

Из всего этого нетрудно сделать следующий вывод: если бы не весь набор неявных предпосылок, книга Сокала и Брикмона просто не смогла бы состояться. В лучшем случае она стала бы разговором слепого с глухим. Так же она оказывается попыткой свести все варианты познавательных предприятий (или, говоря вообще, теорий) к одному совершенно определенному типу теоретической работы, которая представляется незаменимой и неизбежной. Получается, что Сокал и Брикмон не отстаивают науку от угрозы философии, а сами угрожают философии как просто плохой науки. Тот факт, что дело философии может быть несколько отличным от просто науки, не входит в круг рассматриваемых вопросов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука