Интеллигенция в тумане

Ну и — last not least — Соединенные Штаты. В сентябре там произошло несколько громких событий, так или иначе связанных с 11 сентября 2001 года. Пастор Терри Джонс призвал своих прихожан устроить сожжение Корана в память о жертвах терактов 11 сентября и в знак протеста против возведения мечети в Нью-Йорке — недалеко от разрушенных башен-близнецов Всемирного торгового центра. Затем, правда, священник отказался от своих планов, поскольку инициатор идеи строительства имам Фейсал Абдул Рауф пообещал ему не настаивать на строительстве в этом месте. Однако двое других священников 11 сентября сожгли по экземпляру Корана на заднем дворе частного дома в городе Нашвилл, штат Теннеси. Это первый на моей памяти случай такого рода. Если к нему добавить то, что 49 процентов населения США относятся к исламу негативно, и то, что каждый пятый в США считает Барака Обаму мусульманином, то, вместе с тем, что происходит в Европе, складывается достаточно серьезная картина.

Я передал бы ее существо так: теория и практика мультикультурализма переживают первый серьезный сбой, вызванный естественным процессом усиливающегося взаимодействия цивилизаций и глобальной мобильностью человечества. В 60-е и в начале 70-х годов XX века на волне деколонизации и культурной, либеральной революции возникает вера (а по мне так — иллюзия) в то, что на наших глазах рождается новый, «плоский мир» стирающегося этнокультурного и даже экономического неравенства. В модернизационной парадигме 1960-х всерьез обсуждалась возможность подтягивания отсталых стран до уровня передовых в более или менее обозримой перспективе. Мягкий, «предупреждающий» кризис 1970-х на время подорвал эту веру, и в поисках защиты в 1980-х Запад на время обращается к ценностям прошлого и становится несколько более строгим, но в то же время вполне либеральным. 1980-е — десятилетие, прошедшее под знаком неоконсерватизма, десятилетие Тэтчер, Рейгана и Коля. В 1990-х, после падения СССР и серии либеральных революций, поднимается очередная волна глобального оптимизма и теория мультикультурализма приобретает утопическую окраску. Складывается представление, что кот Леопольд договорился с мышами и побеждает дружба. Однако нулевые потихоньку сбрасывают энтузиазм, и к их исходу мультикультурализм в его утопической версии натыкается на естественные ограничения. Ему придется заново продумывать свои теоретические и исторические основания, а заодно верифицировать собственные практики. Ему предстоит перезагрузка.

Source URL: http://www.saltt.ru/node/5076

* * *

Как умирают цивилизации | СОЛЬ

Вячеслав Раков /01 ноября 2010

Эта тема всплывает, как правило, в пору кризисов, завершающих большой исторический цикл, например, античный. Упадок и крушение Рима до сих пор остается наиболее красноречивой иллюстрацией, точнее, чередой иллюстраций процесса цивилизационного вырождения. Рим начинался как патриархальная община, державшаяся моральной и социальной солидарностью, переросшей позднее в идею общей исторической судьбы — в римский миф. Рим начинался с сурового патриотизма, с этики жертвоприношения во имя общего блага. В сущности, с аскезы. Вспомним Горациев или Муция Сцеволу — персонажей Тита Ливия и любимых героев европейского Запада XVII–XVIII веков, героев Корнеля и Давида, живших в эпоху, типологически сходную с эпохой республиканского Рима.

Рим заканчивался Мессалиной, приходившей утром домой «уставшей, но не насытившейся» («sed non satiata»), Нероном и Вителлием, щекотавшим себе нёбо перышком, чтобы извергнуть съеденную пищу и продолжать пиршество. Рим заканчивался плебсом, требовавшим хлеба и зрелищ. Рим заканчивался человеческой плесенью и ржавчиной, покрывшими все, изъевшими блеск римской славы и стертыми ногами варваров, вместе с христианами слепившими новую эпоху из новых духовных ценностей, языческой жизненной силы и античного культурного наследия.

Уже для римского историка первого века нашей эры Тацита было ясно, что римляне во многом утратили былую культуру усилия и движутся в сторону морального коллапса. Прервать поступь рока, по мысли древних, невозможно: остается стоически принимать неизбежное. Приблизительно это и старался делать Тацит, а столетие спустя — Марк Аврелий, император и философ-стоик.

Таким образом, основная причина упадка цивилизаций уже в древности осознавалась, на мой взгляд, вполне адекватно: иссякает моральный капитал, жизнь перестает осознаваться как долг и призвание и это тащит за собой остальное — тащит, разумеется, вниз. Архитектура цивилизации радикально упрощается, ценностный фундамент идет зияющими трещинами, и тупой гедонизм довершает дело, обрушивая всю конструкцию. Повторю, что древние, то есть греки и римляне, держались фаталистического видения истории: она представлялась им подобием жизненного круга, завершающегося железным веком, старостью или, в индийской трансляции, кали-югой. Говоря иначе, цивилизационный крах предрешен заранее, задан объективно и с этим ничего не поделать.