Таким образом, мы живем в уже изрядно расшатанном мире. Удержаться в спокойном, статичном настоящем нам, к счастью, не поможет даже наша хваленая рациональность, которая, кстати сказать, также переживает не лучшие времена. Она, на мой взгляд, вступила в позднюю, схоластическую, сумеречную фазу. Это видно хотя бы по тому, как много мы повторяем, цитируем и списываем. Мы списываем, как последние двоечники: нагло и бессовестно. Мы отвыкаем говорить собственными словами, а порой и думать собственной головой. Как ни странно, этому активно способствует Интернет, из которого берется бОльшая часть школьных и студенческих работ и немалая часть так называемой научной продукции. Вспомним недавний скандал с одним из немецких министров, который защитил докторскую диссертацию с помощью чужих текстов и вынужден был оставить свой пост. Вот почему многие талантливые мальчики и девочки не идут в науку: там слишком много пустословия и блефа. Плагиат — не только словесный — стал не просто нормой, но во многом стилем жизни. Так часть из нас защищается от неизбежности будущего, имитируя новизну. Позднесовременная, обветшавшая рациональность не успевает за меняющейся реальностью. Новой же — продуктивной и творческой — рациональности, на мой взгляд, еще не возникло.
Новизна нынче востребована именно вследствие исчерпанности прежних практик познания и прежнего научного словаря. Нужда в новом настолько остра, что выливается в невроз новизны. И будущее здесь как нельзя кстати. Оно и заставит нас прыгнуть выше головы. Если оно неотвратимо.
Я представляю себе это так: старый порядок, старый мир расшатывается еще сильнее, почти до предела. И это вынуждает нас меняться. Потому что по-хорошему мы не понимаем. А дальше почти по Веберу: новый мир начинается с интуитов-харизматиков (не обязательно религиозных), которые предлагают новую образность — сложную, текучую, способную конвертироваться в новые идеи и смыслы. За харизматиками приходят интеллектуалы, которые проясняют эту образность и переводят ее на язык понятий. Так складывается новый инструментарий, новый словарь, новый органон. За интеллектуалами следуют политики и администраторы, трансформирующие новые интуиции и ценности в новые идеологии, политические стратегии и, возможно, социальные институты. Так возникает новая эпоха. Так будущее становится новым настоящим.
Будущее не дает нам гарантий. Оно может быть и апокалиптическим. Оно может быть любым. Мне хочется думать, что мы на него обречены. В противном случае мы обречены на нас нынешних.
Source URL: http://www.saltt.ru/node/8298
* * *
Але, что вы сказали? | СОЛЬ
Вячеслав Раков , Александр Стабровский , Светлана Усть-Качкинцева /18 августа 2011
Пермские ученые — культуролог Александр Стабровский, математик Светлана Усть-Качкинцева, историк Вячеслав Раков — вспоминают, что происходило в «глухой провинциальной Перми», когда в Москве случился путч.
«Пермь присоединилась к сопротивлению, когда исход противостояния был уже ясен»
На протяжении всех дней ГКЧП Раков постоянно слушал радио «Свобода».
Фото из архива Вячеслава Ракова
1991 год, как и 1917-й, двоится в нашем общественном сознании. Мы не сойдемся в оценках места 1991-го и, в частности, событий 19-21 августа, в российской истории, поскольку у нас не было, нет и, скорее всего, не будет общего взгляда на ее перипетии и смысл. Печально, но здесь (впрочем, не только здесь, не только в этом) мы остаемся расколотой нацией.
В одном, однако, мы, я думаю, сойдемся: наряду с «семнадцатым» «девяносто первый» стал рубежным годом в истории нашего ХХ века. После него наш паровоз пошел по другим рельсам — уже не в сторону коммуны. Этой остановки мы закономерно не дождались.
1991-й представляется мне летописью разрыва с советским прошлым: от штурма телебашни в Вильнюсе 14 января до отставки Горбачева 25 декабря, переименования РСФСР в Российскую Федерацию и смены советского флага на российский. А между этими датами и вехами — павловский обмен денег, референдум о сохранении СССР, выборы президента России, эпизод с ГКЧП, обратное переименование Ленинграда в Санкт-Петербург, дудаевская декларация о независимости Чечни, запрещение КПСС Ельциным.