Интеллигенция в тумане

Обновлённым губам чуть щекотно от первой молитвы,

И раздавшийся миг забирает тебя, как трофей.

Кто ты? Зрячая капля дождя на сосновой иголке?

Ненадёжный набросок любви? Предрассветный сверчок?

Для сдающего тело и кровь это всё кривотолки,

Он уже не готов рассчитаться на нечет и чёт.

Он пребудет един, он заботливо снял оцепленье,

Нищий Бог его нищему духу как будто родня,

И, склонившись над ним, повторяет: «Теплее, теплее,

Ещё пять спотыканий осталось до судного дня».

Так что, милый малыш, на незнании держится шарик,

Николая из Кузы ты волен, опять же, не знать.

А теперь - добрый знак - на тебя поглядят, как подарят,

Королевские лужи, фужеры и прочая знать.

Ты - по ведомству Тайны, а Та обступает, как воздух,

Ею можно дышать, правда, лёгким твоим нелегко,

Только снова и снова ей-ей наполняются ноздри,

И стекает по листьям густое Её молоко.

* * * (1993)

По осени снежок отпущено витает,

Приняв на посошок, не тает и не тает,

Его резной наркоз на всём пути холодном

Молчит в юдоли слёз, что плакаться бесплодно.

Мой ангел тишины, я намолчал так мало,

Не скрыться от войны и не уйти с вокзала,

Мне снова отбывать в известном направленьи

И всю царёву рать благодарить по фене.

Снежок идёт пустой, оставив все заботы,

Я пью его настой, нашёптывая что-то,

По мне проходит слух, как риска по панели,

И что уловит дух, то и на самом деле.

Сквозь фронтовой мираж вокзальных протобестий

мой высший пилотаж - идти со снегом вместе,

И челюсти не жмут, и чистая умора,

И воздуха батут, и пьяные майоры.

А сердце изменить ни йоты не желает

В нём всё, что может плыть, уже плывёт и тает,

Тем веселей крыло и легче перепонка,

О как мне повезло на этого ребёнка!

Играй, дитя, играй, ты дышишь, где захочешь,

Сойди, осенний рай, на постояльцев ночи.

Я пьян, меня зовут, как младшего, - Иосиф,

И воздуха батут в отечество выносит.

* * * (1994)

Брат-Солнце, тесней, чем в глухом янтаре,

С тобой нас ещё не сводило,

Я взял накануне твой след в янтаре,

И ты меня не упустило.

Светлейший Атум, ты восходишь во мне

Из скрытого нижнего моря,

Неспешно, как сок в корабельной сосне,

Как близость в ночном разговоре.

Когда же из сердца ты в горе вошло,

Я впал в метафизику света,

И столь несусветно сие ремесло,

Что время немного с приветом...

Мне сорок. С лихвой - я сказал бы вчера.

Сегодня мне сорок с приветом,

Я полон листвой, мой улыбчивый Ра,

Я праздную зимнее лето.

Я помню о смерти за левым плечом, -

В ней дикий простор превращений,

Но что наша смерть? Это жизнь ни о чём,

И мы у неё на коленях.

Мне гул справедливости кровь пронизал,

И я говорю, что согласен,

Ну как после этого верить глазам,

Сплетённым из байковых басен?..

И как уловить себя в новый навет,

что днесь нам приносит сорока,

Когда Ты легонько коснулся, мой свет,

Души запотевшего ока?

* * * (1994)

Распахнута осень до третьих глубин.

Распахано поле. Прохладно.

На этой земле я твой раб, Господин,

Ты держишь меня. Вот и ладно.

В твоём винограднике я не с утра,

Мне осень глаза промывает.

Меж мной и Тобой - золотая игра,

Какой без любви не бывает.

И слух мой гудит на манер проводов,

И свёрнуто ухом пространство,

И тихая дрожь набегающих слов

Меня возвращает из странствий.

Осенняя флейта. Внимательный Глюк.

Рябины Второго завета.

Твой образ во мне проступает не вдруг,

Глаза прикрывая от ветра.

Окликни по имени день мой и час.

Дороги сбегаются вместе.

В лесах зазеркалья огонь не погас,

И воздух подобен невесте.

* * * (1994)

Бытие пересказано греком Лукой.

Изумлённо спеша за бегущей строкой.

Повторяя слова, что рука выводила,

Он не видел: под нею не сохнут чернила.

Бытие же дышало, как спящий атлет,

И коробился буквицы кордебалет.

Как большая вода, волновалась страница,

Продолжая сама над собою трудиться.

Мы читаем по звёздам, но это пока.

Нашу лодку трясёт твоё море, Лука,

И я слышал, как до наступления света

Говорили Мария и Елизавета.

Ей, равв, ты у сердца, я открою на стук,

Мне родить и родиться - только крикнет петух,

Потому что живых не пускают на мыло,

Потому что ещё не просохли чернила.

* * * (1994)

На пороге весны спотыкается год,

Перекатная голь снова тянется к дому.

Если долго смотреть - открывается рот

На живой горизонт и сухую солому.

Вот опять под Юона работает снег.

Только вправду ли мир не устал повторяться?

Ведь кричат же вороны, что кончился век

И что дни его не умещаются в святцах.

Всё быстрей сновиденья и густо хлопот.

Перекатная голь сожалеет о прошлом,

Промоталась, сотрутся подошвы вот-вот,

Загораясь, как спички, о снежную крошку.

К дому, к югу, пора, становись на крыло!

Вот закончится век и Отец отвернётся -

Старый птичий инстинкт, как его замело,

Под снегами снегов он на донышке бьётся.

http://www.marginaly.ru/html/Antologia_1/021_rakov.html

Доцент кафедры истории древнего мира и средних веков ПГУ, доцент Пермского отделения Высшей школы экономики.

Автор монографии «Европейское чудо». Автор поэтических сборников: «Золотая игра», «Число ТТ». Публиковался в журналах «Уральская новь», «Урал», «Арион», «Провинция», участник «Антологии современной уральской поэзии».

Глоток свободы

Из распахнутых реальности дверей,

Из раскрытой пасти бытия,

Отбиваясь от внушения царей,

Вновь глоток свободы сделал я.