Интеллигенция в тумане

ВЯЧЕСЛАВ РАКОВ

Раков Вячеслав Михайлович родился в 1953 в Перми. Преподает в Пермском государственном университете. Публиковался в журналах "Несовременные записки".

* * * (1995)

Нелюбовь разлита вокруг,

Как аннушкино масло.

Над ней старческие губы

Фёдора Тютчева

Трудно исповедуют

Чудо совпадения,

А над теми губами -

Невозможное обыкновение любить.

* * * (1994)

Век снялся в полный рост, как Дон Кихот в Мадриде.

Его дурная кровь пошла под объектив.

Туземцы синема, вы только посмотрите,

Как в ваших городах играет аппетит.

От дробной беготни тихонько едут крыши,

А почерк здешних душ поймал ещё Лотрек,

И как тут не понять мимоидущей риши,

Что этот Дон Кихот - опасный человек.

Сэр Чарли, дорогой, не стоит время денег,

Как их не стоит твой горячий котелок.

Над веком, в небесах, прервали Agnus Dei,

И Божий гнев вот-вот проломит потолок.

Век, точно колобок, ушёл от папы с мамой,

Но кто я, чтоб зазря читать ему мораль?

Он докатился до маразма и до манны

И на любой исход бумаги намарал.

Он виден сам себе, он первый из ретивых,

Весь в пене для бритья, в тревогах и в дерьме.

Что ж, век, крути кино, кроши своё огниво,

А что потом - ни ты, ни я, ни бе, ни ме.

* * * (1995)

Нас сглотнул, как слюну, европейский восток,

И вольн же нам спать в этой дымной утробе,

Пропуская, как дети, последний урок,

И последнюю смерть, и ещё в этом роде.

Жить? Но это легко рассказать воробьям.

Мы прижаты к горам и, похоже, к канатам

И расслышим любви прободающий ямб,

только если слова не обложены матом,

Если льдинка в глазу, состоящая из

Узкогубых обид и благих пожеланий,

Вдруг свернётся в слезинку за всех бедных лиз,

Положивших себя в карамзинские длани.

Может быть, мы ионы нечистых кровей,

И подобный пустяк нам мешает родиться,

Или - братья по стуже уральских полей,

По оранжевой стуже, разыгранной в лицах?

Как бы ни было, - где же ты, где же ты дверь?

Мы проснуться хотим, но не в сон и не в чрево.

Мы страдали и что? Нам считаться теперь,

Начиная опять с ахиллесова гнева?

* * * (1994)

Век Медичи, холстов и свежих переплётов,

Как сахар-рафинад, твоя латынь чиста.

Над ней корпят без сна, её хватают с лёту,

Чтоб вместо «Отче наш» нашептывать с листа.

Твой Козимо рулит, и твой Фичино бродит

В платоновых садах счастливым горбунком,

Все пассии твои приверженны природе,

Оправленной в слова и тронутой медком.

Вам, кто глотал слюну при виде инкунабул,

Кто цвел в Аркадии и всё копил ума,

Уже не разобрать за вашей колоннадой,

Что шутки кончились и на дворе зима,

Что гонором своим вы провалили драму,

Что вас давно несёт пустая канитель.

И где вам замолчать - вы сроду не Палама,

Чем правильней мозги, тем неизбывней хмель.

Вы не повинны в том, что не читали Канта,

Но вы не мальчики и кинулись в поход,

Тот, головной, где вас пристукнет фолиантом

Лукавый древний дух. И суд его поймёт.

В дворцах Флоренции прогретой почвы комья.

О, бремя книжности, как нам тебя снести?

Прощайте, мальчики, я вас в упор не помню

и только землю захвачу в горсти.

* * * (1995)

По рунам руки, по свечению глаз

Судьба или крест, вы находите нас.

За край светотени, за кромку ума

Ведут три ступени, и первая - тьма.

Ты только не бойся, малышка-гаврош,

Ты умер уже и цена тебе грош.

Найдёшься ответить, коль спросят :«Ты чей?»,

Значения сходят, как тело с костей.

Ты сдался, хороший, ты взят на ура,

Не чувствует ноши твоя детвора.

Ты будешь последний в весеннем саду,

Ты будешь под бредни нести ерунду

И, взор соколиный вперяя в свой след,

Увидишь, что глина прозрачна на свет.

* * * (1986)

И всё-таки поверь, и всё-таки останься,

Поломанный Иов, приятель заводной,

Свободной боли бег и слуха нарастанье,

И сказано в ответ: «Ты с миром заодно».

Я десять слов скопил, чтоб не лежать в обносках,

Мне не сойти с ума, как не сойти на нет,

И вот один мой день перевирает Босха,

И вот другой - его качает древний бред.

Вновь утро пьяное врасплох берёт в постели,

Сегодня Пятница, сегодня Бог умрёт,

А у тебя, Иов, семь пятниц на неделе,

Сегодня головы никто не повернёт.

Я вскинут, как ружьё, я взят на изготовку,

Жизнь пахнет замыслом и только что со льда.

Сияет эта ночь, как детская обновка,

И млечный след её сведёт меня на да.

* * * (1994)

Всё начинается со спичек.

Их зажигают по одной.

Потёмки чёртовых куличек

Сулят нам вечный выходной.

Мы стали мясом римских цирков,

Мы ниоткуда не видны,

Но что-то заставляет чиркать

И слепо звать из глубины.

Задетым вертикальной тягой,

В день оный сложенным, как печь,

Нам суждена сия бодяга,

Чтоб мы смогли себя разжечь.

От света - свет, от боли - сила,

От из-умления - глаза;

Когда по сердцу пишет стило,

В церквах прозрачны образа.

Жди срока, отрасль Неффалима,

Жди срока, жди во весь опор,

Тянись, пока неопалимо

Горит в полуночи костёр.

* * * (1994)

Не спеши сочинять этот свет, эту тьму, этот ветер,

Эту женщину рядом, теплом обдающую ночь,

И поймёшь, что лепечут деревья и малые дети,

Если только ты жив и тебе ещё можно помочь.

Эй, послушай сюда, отвори потихоньку калитку,

И вдохни первый запах, ступая по первой траве.