Интендант революции. Повесть об Александре Цюрупе

«Отрицать нельзя... — недовольно подумал Александр Дмитриевич, укоряя себя. — И откуда эта канцелярская чопорность, эта убийственная холодность в моем отношении к товарищу? — Положив ладонь на теплый подлокотник, он опять покосился в сторону Шлихтера. — Почему бы не взять да и не сказать: «Слушай, Александр Григорьевич! Плюнем на все, что стоит между нами, и будем...»»

Но разве Шлихтер ведет себя как-нибудь не так? Разве он дает повод для подобных излияний? Ни словом, ни делом он за все время их совместной работы ни разу не то что не подорвал престиж наркома — ни разу не посягнул на него. А как он выступил тогда, во ВЦИК, когда пробивали декрет о продовольственной диктатуре!.. От Мартова и Дана только пух летел: задавил их, совершенно забил фактами, опытом, знанием жизни... Настоящий практик — Практик с большой буквы — умелый, знающий, дельный. Что он, Цюрупа, видел от Шлихтера? Только помощь, помощь и еще раз помощь. А что касается взаимных лобызаний... Словом, тут уж насильно мил не будешь.

А жаль...

Словно услыхав его мысли и как бы в ответ на них Шлихтер вдруг улыбнулся чему-то и просто, без всякого нажима, без насилия над собой нарушил молчание, казавшееся нерушимым.

— Знаете что, Александр Дмитриевич? — обратился он к Цюрупе и глянул прямо в глаза.

— Да? — с готовностью насторожился тот.

— Я вот все думал, думал после нашей коллегии... Это очень правильно — сделать основную ставку сейчас на Царицын. Хлеб там есть. Есть, — повторил он убежденно и снова приветливо, как-то совсем по-новому посмотрел на Цюрупу. — Сколько хотите! Я по примеру Сибири знаю. Только взять этот хлеб можно не иначе, как применив принцип классовой борьбы.

— «Принцип классовой борьбы...» — задумчиво повторил Александр Дмитриевич, провожая взглядом каменную глыбу храма Христа-Спасителя, облупившиеся стены домов, афишную тумбу на углу Остоженки, у Пречистенских ворот. — И Ленин, и все мы считаем этот принцип основой основ. Для нас это азбучная истина. Но нельзя все надежды возлагать только на вооруженную силу. Не следует забывать и о товарообмене.

— Товарообмен товарообменом, — возразил Шлихтер, привычно подкрепляя свои доводы неторопливыми вескими жестами больших сильных рук. — Но, мне кажется, прежде всего надо иметь в виду вот что: в Западной Сибири я повидал не так уж мало хозяев, у которых есть излишки хлеба в пять, в десять, а то и в тридцать тысяч пудов.

— Тридцать тысяч пудов!.. — покачал головой Цюрупа. — На одну семью!.. — И заметил: — В Царицынском районе наверняка картина та же. А может, излишков там и побольше?

— Вот именно! — подхватил Шлихтер. — Хозяин, имеющий тридцать тысяч пудов хлеба, продаст нам его в обмен на ситец далеко не весь. Далеко не весь! Это само собой разумеется, это естественно. Он продаст, вернее, обменяет столько, сколько ему надо будет, чтобы получить совсем немного ситца. Совсем немного! Только лишь необходимое для его семьи количество. Вот в чем корень продовольственной проблемы не вообще, а в ее ограниченном смысле.

— Попросту говоря, для получения хлеба сейчас, немедленно?

— Да. Для получения хлеба сейчас, немедленно, — подтвердил Шлихтер.

— Пожалуй, вы правы... Даже безусловно правы. И это надо обязательно иметь в виду при выборе человека для командировки в Царицын и ему самому — тому, кто поедет туда...

Когда автомобиль остановился у интендантских складов, первым из него вышел Шлихтер.

— Спасибо вам, Александр Григорьевич, — вслед ему произнес Цюрупа.

— За что? — удивленно обернулся Шлихтер.

— За все, — чуть заметно улыбнулся Цюрупа, выбираясь из машины.

На ближайшем заседании Совнаркома Александр Дмитриевич спрашивает Ленина запиской:

«Владимир Ильич! Как решен вопрос об использовании армии для борьбы для взятия хлеба? И если он решен утвердительно, то как это дело будет оформлено — в порядке ли соглашения с Комиссариатом Военным или в порядке издания декрета?»

Ленин дважды подчеркивает слова:

...«в порядке ли соглашения с Комиссариатом Военным», переворачивает листок, отвечает на обороте:

«Именно в таком порядке. Сегодня же (из моей будки) созвонитесь с Троцким, дабы завтра он все пустил в ход.

Сейчас только я написал Шляпникову, чтобы он ехал на Кубань. Он сегодня должен договориться с Вами. Советую сегодня же назначить его от СНК».

Цюрупа вырывает из своего блокнотика листок, передает новую записку:

«Сталин согласен ехать на северный Кавказ. Посылайте его. Он знает местные условия. С ним и Шляпникову будет хорошо».

И Ленин отвечает:

«Я согласен вполне. Проводите обоих сегодня».

Солнечный лучик пробился между шторами, осветил генеральский нос, мягко шибанул в глаза.

Петр Николаевич потянулся, чихнул и легко приподнялся на широкой постели. Потом встал, по теплому домотканому половичку подошел к окну и раздвинул занавески:

— Господи! Благодать-то какая!