Интербригада

– Хватит заниматься ерундой, – отрезала Настя.

– Я бы рад.

– На завтра тебе назначена аудиенция у Астандила Саломоновича Шрухта. – Она так и сказала: аудиенция.

– Шрухт – это покровитель Норы Крам?

– Шрухт – это большой человек, – загадочно произнесла Настя. – Давай спать.

Наутро я помылся, надел относительно чистый свитер и поехал к большому человеку Астандилу Саломоновичу Шрухту.

Поймал машину. Шофер беспрерывно трындел о политике. Поливал партию власти. Я долго крепился и молчал. Потом не выдержал:

– Ладно, – говорю, – все равно голосовать не за кого.

Ему только этого и надо.

– Как же, – кричит, – не за кого? За коммунистов.

Я усмехнулся.

Тут мы встали в пробку, и шофер смог полностью сконцентрироваться на агитации.

– Отлично, – говорит, – раньше жили.

– Хреново, – говорю, – жили. Я не такой молодой, чтобы мне впаривать.

Шофер стал докапываться, что именно в советской жизни меня не устраивало. Не объяснять же, думаю, про свободу. Я еще не окончательно спятил.

– Копченой, – говорю, – колбасы не было. И шпротов.

– Как это не было?

– Так, – говорю, – не было.

– А знаешь, почему не делали колбасу? Чтобы вызвать у людей раздражение и все развалить к херам собачьим.

– Мудро, – говорю.

– Зато Ленобласть снабжала весь город овощами – картошкой, морковкой…

– Помню, – говорю, – эту картошку. Час сидишь и всякие глазки выковыриваешь.

– А сейчас картошка лучше?

– Сейчас лучше.

– Сейчас точно такая же.

– Давайте, – говорю, – закончим этот занимательный спор.

Шофер не унимался:

– А посмотри на нынешнее образование, – и вместо образования посмотрел на меня. – Ты-то небось нигде не учился.

– Что вы, – говорю, – я закончил ПТУ. На автослесаря.

Здесь произошло неожиданное.

– Слушай, – сказал шофер, – у меня что-то с ротором.

– Менять, – говорю, – надо.

– Думаешь?

– Без вопросов.

К счастью, мы приехали.

И все равно, что бы он ни говорил, картошка в советские времена была дерьмовая.

Я вышел из машины у какой-то промзоны, где на один адрес – десять гектаров и миллион построек. Искать можно полгода. Время поджимало, а я, несмотря на все свое раздолбайство, человек пунктуальный. Сам удивляюсь.

Я обошел шлагбаум, покричал людей. Никого. Только собаки заливались истошным лаем.

Странное место для резиденции, в которой дают аудиенции.

В самом центре промзоны, среди однотипных трехэтажных уродцев, возвышался терем. Небольшие окна украшали белые наличники, а над крыльцом красовалась надпись: «Асъ есмь я». Я обошел терем три раза.

Чтобы не свихнуться, начал рассуждать логически. Креста нет. Значит – не церковь. Это раз. Судя по всему, Астандил Саломонович Шрухт – полный мудак, так что вполне может жить в тереме. Это два. Астандил Саломонович – это АС. То есть Асъ. Это три. Надпись гласит: Астандил Саломонович есмь я. Это четыре. Чего ж еще надо? Вперед.

У двери болталась деревянная лакированная поварешка, на ручке которой я прочитал: «Вздай сiмъ». Я вздал пару раз. Дверь открыла мордастая девица в сарафане и кокошнике. Увидев меня, она подалась назад всем телом, приложила руку к груди, после чего глубоко вздохнула и поклонилась в пояс. Рука болталась до пола. Я приложил два пальца к козырьку бейсболки. Мордастая девица разогнулась.

К нам подбежал низенький человек в картузе. Тут уж я подался назад. Человечек был одет в поддевку и джинсы, заправленные в смазные сапоги бутылками.

– Чего изволите-с?

Присмотревшись, я понял, что мужичок изображает приказчика. Точнее, его хозяину кажется, что именно так должен выглядеть приказчик: в картузе, сапогах и джинсах.

– Я приехал к Астандилу Саломоновичу. Мне назначено.

Приказчик аккуратно взял меня под локоть и повел кривыми коридорами и крутыми лестницами. Он смеялся и беспрерывно тараторил, даже скорее напевал в ухо:

– Прибежал сват от тещи, прямо с погоста, отмахал верст со ста! Притащил муки аржаной куль большой. Подходи, кто не спесивый, не ленивый, подставляй чашку, ладонь аль шапку! Торопись печь блины, не то опара сядет, кумовьев отвадит!

– Заткнись, – сказал я.

– Вот ты каков, Иван Петров. Удалец не умен, не глуп, собою не красен, но дал отлуп, – мгновенно отреагировал мужичок. Вряд ли экспромт. Наверное, слушать реплики вроде моей приказчику приходилось по многу раз в день.

– Тяжелая, – говорю, – работа?

– Нет, блядь, легкая! – взорвался приказчик и даже сорвал с головы картуз.

– Ты бы джинсы на что-нибудь поменял. Не в стиль.

– Порты сохнут. Вчерашнего дня квас готовили, слегка замарался, пришлось отстирывать, – рассказал приказчик и зачем-то прибавил: – «Тайдом».

Он остановился, ткнул пальцем и грустно, совсем без интонаций произнес:

– Верь, прохожий, аль не верь, а мы пришли, потаенная дверь.

Дверь была вовсе не потаенная, а самая обычная – железная, обитая деревом, с табличкой «А. С. Шрухт. Воевода». Я постучался и вошел.

– Исполать тебе, отрок, – приветствовал меня воевода Шрухт.

– Здравствуйте. Только я, пожалуй, уже не отрок.

– Вижу, что не отрок, но муж сиятельный.