Интербригада

– Не имеет значения, – сказал Шрухт. – Жену генерала Соболева звали княжна Титова. Я долго думал, зачем тонкий знаток древностей Борис Акунин назвал княжну какой-то явно купеческой фамилией. А потом узнал, что женой реального генерала Скобелева была… кто б вы думали? Княжна Гагарина!

– И что?

– Ну как же? – Шрухт аж руками развел от разочарования. – Уж вы-то, с вашей, так сказать, исторической проницательностью, могли бы и догадаться. Гагарина, Титова – что общего? Как княжна Гагарина может перейти в княжну Титову?

Надо бы послать этого паяца и уходить. Но я, к сожалению, тоже не равнодушен к шарадам, головоломкам и интеллектуальным ребусам. Особенно не люблю признавать свое поражение на этом поприще. Пришлось наморщить лоб. Меня осенило:

– Я понял. Гагарин – первый космонавт, а Титов – второй.

– Правильно, – обрадовался Шрухт и неожиданно закричал: – Приз в студию!

Я ожидал выхода девушки с черным ящиком, но увидел лишь Шрухта, доставшего из сейфа конверт.

– Ваш гонорарий.

По дороге я твердо решил отказаться от денег. Теперь меня затерзали сомнения.

Кому и что я докажу, отказавшись? «Себе», – заметила невесть откуда взявшаяся совесть.

Себе я уже все доказал, когда написал эту дрянь. Увы, себе доказывать больше нечего. Не дарить же Шрухту этот чертов роман. Возьму. Потом разберемся. Может, потрачу на благое дело.

«Не потратишь, – вылезла совесть. – То есть, конечно, потратишь, но не на благое».

Почему не на благое? Ну да, не на благое. И что с того? В конце концов, упиться на эти деньги где-нибудь на Мальдивах тоже благое дело.

Я взял конверт и засунул в задний карман брюк.

– Не изволите ли еще одну головоломочку? – спросил Шрухт.

– Не изволю.

– Может, желаете откушать?

Да он просто тянет время. Он определенно тянет время. Зачем?

– Потерпите пару минут, – засмеялся Шрухт. – Скоро нас придут арестовывать.

Когда Шрухт паясничал, а когда говорил всерьез, я толком разбирать не научился. Но сейчас мне явственно показалось, что он не шутит. Сдавленным голосом я просипел:

– Видимо, все-таки вас, а не нас?

– Нас, мой юный друг, именно нас, – Шрухт посмотрел в окно. – А вот и они. Гляньте.

У крыльца, того самого, над которым красовалась надпись «Асъ есмь я», собралось человек двадцать в камуфляже. За спинами – автоматы, на лица нахлобучены вязаные шапки с прорезями для глаз. У меня была такая, антифашисты подарили.

«Маски-шоу» – вот как это называется.

– По-моему, я здесь лишний.

– Советую вам оставаться на месте и не делать резких движений, – сказал Шрухт, и я понял, что к его словам стоит прислушаться. Уходить все равно поздно.

Вдруг истошно завыла сирена, причем не снаружи, а внутри.

– Это еще что такое? – закричал Шрухт и бросился из кабинета в коридор, нарушая свой же совет не делать резких движений. Я последовал за ним, но скорее плавно. Честно говоря, трудно делать резкие телодвижения на ватных ногах.

– Уходи, Астандил Саломонович! – орал снизу приказчик, встречавший меня в прошлый раз. Это он запер на все засовы входную дверь и включил сигнализацию, чтобы предупредить воеводу Шрухта о приближении вражеских полчищ.

– Открой дверь, идиот! – завопил Шрухт.

– Уходи, воевода, я прикрою! – не унимался приказчик.

Шрухт оттолкнул не в меру ретивого приказчика и принялся отворять засовы.

Учтивость Астандила Саломоновича омоновцы оставили без внимания. Они ввалились в терем, смяв воеводу и втоптав его в деревянный пол из обструганных досок.

– Руки за голову! Лицом к стене!

Девки визжали, приказчики огребали тумаки. Я ретировался обратно в кабинет Шрухта, не зная, что предпринять. Можно, конечно, встать к стене и заложить руки за голову. Но омоновцы орудуют на первом этаже, не стоять же с заложенными руками, дожидаясь, пока они поднимутся.

Я скромно присел у стола на скамейку. Как только показался первый омоновец, безропотно подошел к стене и заложил руки за голову. Меня обыскали.

– Ваши документы, – сказал человек в штатском, без маски, с виду похожий на главного.

– У меня нет документов.

Разумеется, нет. Не буду же я брать паспорт на встречу со Шрухтом. Я вообще никогда не ношу с собой документов. Я же мирный человек. По крайней мере был таковым. Во всяком случае, считался.

– Задержать, – скомандовал главный.

– За что?

– Для выяснения личности.

Я шел по коридорам. Шел зигзагами, поскольку приходилось обходить распластанные по полу тела с заложенными за голову руками. Лиц не было видно, лица утыкались в пол, но головы судорожно дергались.

У одной из девиц задралась юбка, и омоновец поправлял ее дулом автомата. На каком-то сотруднике рубаха порвалась от правого плеча до левой ягодицы. Я понял, что нахожусь в привилегированном положении.

Меня посадили в машину и отвезли в знакомое здание, где обитал Петр Пафнутьевич Жженый. Значит, опять к нему.

Я ошибся. Сержант проводил меня в комнату с облупленным столом и двумя шатающимися стульями. Сказал ждать и ушел.

Я ждал. Час. Два. Может, три. Точно не знаю, поскольку мобильник со всем прочим барахлом изъяли при обыске. Или при досмотре, черт его разберет.