Интербригада

С тех пор как Шрухт пустился рассуждать по телефону об инженерах человеческих душ, на моей собственной душе скребли кошки, тигры и леопарды. Настроение под стать погоде. Серый дождик гнусно постукивал по крыше застрявшей в пробке машины. Я достал сигарету.

– Извини, братан, у меня не курят, – сказал шофер.

– Тогда я выйду.

– Потерпи, скоро поедем.

Я расплатился и вышел.

С чего, собственно, мне так противно? Роман закончен. Как там у Пушкина? На законченную поэму я смотрю как сапожник на пару своих сапог: продаю с барышом. Да, из письма к Вяземскому. Впрочем, к моему случаю скорее подходит мессадж Воланда: ваш роман еще принесет вам сюрпризы. Не хотелось бы.

В конце концов, есть верный способ поднять настроение. Или хотя бы чуток примириться с миром. И место, где я неоднократно заключал с миром перемирие (какая чудесная тавтология), находится неподалеку. И называется оно «У Ахмета». Пройти до ближайшего перекрестка и свернуть налево.

На месте двери, которую я столько раз отворял, зияла дыра. Я заглянул внутрь – обгоревшие стены.

– Сожгли кабачок. Неделю назад.

Позади меня стоял старичок с мефистофелевской бородкой и в берете.

– Кто? – зачем-то спросил я, как будто старичок в берете мог знать.

Оказалось, старичок знал:

– Какие-то выродки из «Русского вызова».

– «Русского вызова» давно не существует.

– Вам виднее, – не стал спорить старичок. – Только на стене осталась надпись: «Русский вызов». И знак.

– Пайцза? – закричал я.

– Какая пайцза? – удивился старичок. – Не знаю никакой пайцзы. Они нарисовали трезубец.

– Неважно. А где Ахмет?

– Уехал на родину. Сказал, ему здесь больше нечего делать.

– Просто собрался и уехал?

– Собрался и уехал, – старичок помолчал. – И просил кое-что передать вам.

– Мне?

Почему мне? Откуда он знал, что я приду? Ну, предположим, догадывался. Но главное – откуда старичок меня знает?

Понять ход моих мыслей было нетрудно, тем более человеку, который в наше время расхаживает по городу в берете и с мефистофелевской бородкой.

– Я вас знаю, – сказал старичок.

– Откуда?

– Много раз видел вас тут. Вы обычно сидели за дальним столиком и пили исключительно коньяк. Правильно?

– Правильно. Вы что же, неделю меня здесь караулили?

– У меня, молодой человек, чутье, – усмехнулся старикашка из-под берета.

Чутье так чутье.

– Что просил передать Ахмет?

Старичок вынул из нагрудного кармана бумажку.

– Счет?

– Посмотрите на другой стороне.

На другой стороне старательным детским почерком было выведено: «Не облекайте истину в ложь и не скрывайте истину, тогда как вы знаете ее. 2:42».

– Он сказал, вы поймете.

Я подумал с полминуты и понял.

– Прощайте, – сказал я старичку.

В светелке Астандила Саломоновича Шрухта царил бардак. Девки в съехавших набок кокошниках и приказчики в картузах, поминутно утирая вспотевшие лбы, бегали из горницы в сени, таская с собой кипы бумаг, а иногда и набитые под завязку коробки с надписью SvetoCopyA4. На полу валялся кусок засохшего расстегая, а перед самым кабинетом хозяина, под табличкой «А. С. Шрухт. Воевода», лежала разбитая клавиатура Genius с одноименной мышью.

Суматоха, которую я никак не ожидал встретить в столь чинном месте, сбила с толку. План действий я составил по дороге от бывшего кабачка «У Ахмета» до офиса «Асъ есмь я». Простой план. Швырнуть пайцзу, развернуться и уйти.

Выполнить не удалось даже первой части. Пайцзу я не швырнул, а небрежно бросил на стол:

– Нет надобности.

Я ожидал вопросов. Хотя бы вопроса. Почему, дескать, нет надобности? Что стряслось, мой юный витязь? Вместо этого Шрухт, сохранявший на фоне всеобщего бардака удивительное спокойствие, сказал:

– Вы правы. Опасность миновала. Данная опасность уже миновала.

– Что это значит?

– Это значит, что опасность переместилась в другое измерение. В какое – вы сами скоро увидите.

Как же меня трясло от этого упыря. Нет, напрасно его люди сожгли Ахмету кабак, лишив меня возможности успокоить нервы перед встречей с их шефом. Честное слово, сто пятьдесят граммов коньяку сделали бы меня покладистей.

– Астандил Саломонович, не могли бы вы говорить…

– Юноша, – резко перебил Шрухт, – вы слишком часто кидаете мне претензии. Кажется, сегодня я изъясняюсь не на церковно-славянском.

– Но…

– Как желаете подписать роман?

Я опешил от неожиданного вопроса и внезапной перемены темы.

– Желаю подписать Н. П. Васильев.

– Псевдонимом вашего героя? – К Шрухту вернулось обычное благодушие. – Замечательно. Люблю, знаете ли, такую изящную игру с читателем. Шарады, головоломки, интеллектуальные ребусы – все это чрезвычайно меня занимает. Вы читали Акунина?

– Какая разница?

– Читали-читали, – засмеялся Шрухт, обнажив ряд громадных желтых зубов. – Кто не читал, сразу об этом говорит. Мнется лишь тот, кто читал, да стыдится признаться. Напрасно стесняетесь, снобизм – обуза для человека. Особенно в вашем положении.

Я промолчал.

– Помните, в одном из романов Акунина речь зашла о жене генерала Соболева?

– Не помню.