Интернат для брошенных мужчин

– Спасибо за предложение, – отстранившись, сухо сказал он. – Но с коллегами лучше сохранять деловые отношения. Иначе это может пагубно отразиться на бизнесе. И потом, с Семеном Никифоровичем мы тоже коллеги. Поздно уже. Тебя проводить?

От провожания Людмила Петровна отказалась, пулей вылетела со двора, едва ли не бегом добежала до дома, радуясь, что уже глубокая ночь и на улице ей никто не встретился. Руки так тряслись, что она едва попала ключом в замочную скважину. Толкала и толкала этот чертов ключ, едва сдерживая слезы. И, только захлопнув дверь и оказавшись в одиночестве, разревелась от жалости к себе и от обиды. Зачем он так? За что? Ведь он же все понял, не мог не понять… Потом ей казалось, что никогда ей не было так плохо, даже когда ее выгнали из школы и жизнь закончилась.

– Ой, да что же это делается?! Как рука поднялась?! На такую красоту?! Вот паразиты! Чтоб им… – Алевтина бегала по двору и причитала, как по покойнику.

Петр Борисович сидел молча, с отсутствующим видом, не замечая, как возле него суетится дед Семен, предлагая то выпить, то закурить, то «наплевать» или «щас пойти и головы им поотрывать на хрен». Людмила Петровна с беспомощным видом стояла возле Юрия и тихо спрашивала:

– Да что же это за люди такие пришли? Откуда они взялись? Как мы с ними дальше жить станем?

Юрий молчал, потому что ответа у него не было. Прикуривал одну от другой сигареты. Вера плакала. Гена тихо матерился, вытаскивая со двора очередное обгоревшее бревно. Ему молча помогал Саня. В обезображенных, почерневших кусках обгорелой древесины невозможно было узнать жизнелюбивых, пышнотелых, всеми любимых красоток «нюшек». Только у Венеры осталось нетронутым лицо, и от этого бревно выглядело еще ужаснее.

– Может, ее восстановить можно? – Гена, остановившись в воротах, обратился к Петру Борисовичу.

Но тот лишь покачал головой, старательно отворачиваясь от него.

– Да разве тут восстановишь? – вздохнул Саня.

– Полста тысяч! Чтоб у них руки отсохли! Продать, продать надо было! – убивалась Алевтина. – Говорила я тебе!

– Цыц, дура! – рявкнул на нее дед Семен. – Горе у человека, а она одно свое заладила: продать, продать! Зараза ты и есть, а не жена.

– Да разве я не понимаю? – пошла на попятную Алевтина. – Я все понимаю, Петенька! Сколько труда псу под хвост…

– Тьфу! – плюнул дед и сунул Петру Борисовичу в руки стакан с прозрачной жидкостью. – Пей, я тебе говорю! Первейшее лекарство в таких случаях.

– Семен Никифорович, ты их видел? – потянула деда за рукав Людмила Петровна. На бедного Петра Борисовича она старалась не смотреть, как он на своих покалеченных красавиц.

– Ясное дело, видел, как тебя вот! – отвлекся от своих хлопот дед Семен, не забыв, однако, подсунуть бедолаге-скульптору закуску – половинку свежего, посыпанного крупной солью огурца. – Не спалось, вишь, ночью, дело-то стариковское. Ну, вышел до ветру, смотрю – огонь вроде на твоем-то дворе. И будто ходит там кто, а в темноте не видно. Я бросился Юрку будить, пока мы прибежали – полыхает уже. Главное, все разом, кроме тех, что в сарае. Не полезли замок сбивать. Значит, прибежали мы, а эти уже, стоя перед воротами, гогочут. Ой, говорят, у вас пожар? А мы мимо шли, смотрим – горит. Это в четыре утра они мимо шли! И Тимка, сволочь такая, впереди кодлы стоит, зубы скалит. Вот сучье семя!

– Надо было его за шиворот да в милицию! – закричала Вера.

– Мы тушить бросились, – пожал плечами Юрий. – Да куда там.

– И правильно, что связываться не стали, – заметила Алевтина. – Они бы и вам накостыляли.

– Они, судя по всему, сначала бензина плеснули. Иначе бы так не занялось, – продолжил Юрий. – Хорошо, что дом не пожгли. Детки…

– Что, мужики, делать будем? Может, поймать их, руки повыдергать да в ж… вставить? – предложил Гена. – Извините, Людмила Петровна.

– Хорошее предложение, – согласилась она. – В смысле, повыдергать и вставить. Только нельзя вам, Гена. Им, судя по всему, можно, а вам нельзя. Вы с Юрой у меня должны быть как ангелы, безупречного поведения. А то опять намотают по полной катушке. Да и другим не следует. Будем заявление писать в милицию. Надо деткам урок дать. А то Тимкина команда действительно дом сожжет.

– Избави боже! – перекрестилась Алевтина. – Петруша, поедем сейчас же домой! Опасно тут теперь.

– А был уже участковый, – сообщил дед Семен. – Утром приходил, до тебя еще. Сказал, что сволочи они и это их рук дело. Но заявление писать отсоветовал. Не докажем, говорит. Мамки-папки ихние подтвердят, будто сынки дома спали как убитые. Да и все равно им ничего не будет. У них связи. У Тимки то есть.

– Да какие у него-то связи? Мать – бюрократка мелкого пошиба, отец – бандит, тоже мне мафия! Одно дело – меня из школы вышибить, это понятно. Но тут же преступление! – возмутилась Людмила Петровна. – И этот наглый щенок зря думает, что на них управы не найдется!

– Щенок! – усмехнулась Верка. – Девятнадцать лет охламону. Кобель здоровенный! К нашей Машке, старшей-то, клинья подбивает. Я уж ей сказала – не дай бог, вас вместе увижу!