Интернат

– Ну, зачем же так утрированно, – улыбчиво пропела Душкова. – Измените своё отношение к сыну, к его увлечениям, к его питанию и развлечениям, к его нуждам. Наконец, найдите более денежную работу, чаще бывайте дома, и мы пойдём вам навстречу… через суд, через освидетельствование, через некоторое неопределённое время – когда мы убедимся в вашем исправлении…

– Вы, значит, убедитесь? – усмехнулась мама. – И в моём именно перевоспитании? Очень интересно. Безумие просто какое-то. Вы мне тут вещаете, что вот так запросто, из-за ничего, из-за того, что я работаю на трёх работах и беспокоюсь, что Денис свихнётся из-за компьютерных игр, я буду лишена родительских прав? Ну, и дурость! Мне, значит, запрещено воспитывать собственного сына?

– Так, как это пытаетесь делать вы, – да, запрещено. Вы нарушаете права ребёнка. Это вы понимаете? – мягко плела паутину Душкова.

– Не по-ни-ма-ю! – отчеканила мама и схватилась за лоб: у неё отчаянно заболела голова. – Не понимаю: детдом становится лучше родной семьи, что ли?

– Смотря какая семья. Иногда изоляция лучше и полезнее, чем родительский дом.

– Что вы говорите?!

У мамы полезли на лоб брови.

– Первый раз слышу, что чужой человек лучше любящей матери.

– Так то – любящей, – ввернула Люция Куртовна, улыбаясь, играя ямочками.

– Вы намекаете, что я сына не люблю?! – взорвалась мама. – Да из-за кого я так горбачусь?!

– Не знаю, из-за кого. Но только я вижу, как попираются права Дениса, как развито насилие и рукоприкладство в вашей неполной семье.

– Какие ещё насилие и рукоприкладство?! – не поняла мама.

Потом вспомнила.

– Это когда он в ванной о косяк ударился? Вот здорово! И тут я виновата.

– Конечно. Бить ребёнка мы вам не позволим. Обижать и тормозить его развитие – тоже.

Денис слушал и холодел от страха. Каждая строчка заполненной им анкеты, каждое произнесённое им за чашкой чая с омбудсменом жгло его пониманием собственной глупости и самонадеянности. Во дурак! Чего хвост распушил, балбес? Перед кем? Перед врагом? Ведь теперь эта Люция Куртовна стала врагом. И каким врагом!

Страшным.

Дениса передёрнуло. Что-то защекотало ему висок, он дотронулся до кожи. Она оказалась мокрой. Холодный пот. Вот он какой, оказывается. Вот он отчего. От страха.

Мама спорила, возмущалась, отстаивая сына. Душкова смотрела ей прямо в воспалённые глаза и ямочками на щеках играла, ласково улыбаясь.

Когда мама перевела дух и ладонью отёрла мокрое от слёз лицо, она прожурчала:

– Всё? Вам больше нечего добавить? Ну, что ж. мальчики, следите за порядком, чтобы отымание произведено законно. Денис! Подойди сюда, пожалуйста. Зинаида Аркадьевна, официальные бумаги я положу сюда. Пожалуйста, сохраните их, иначе придётся восстанавливать за ваш счёт. Понимаете? Денис дома? Денис! Разрешите пройти в комнату, проверить наличие ребёнка. Мальчики, пожалуйста.

Милиционеры, глядя в пол, заливаясь краской, маясь, шагнули в комнату. Денис закричал:

– Я никуда не пойду! Не хочу! Я с мамой буду! Я сам виноват! Я деньги все спёр, она правильно орала на меня! А синяк – это я сам вдарился, она меня и пальцем не тронула!

– Денис, успокойся, – журчала Люция Куртовна. – Что ты вообще говоришь? Кого испугался? Ведь ты мне совсем иное рассказывал.

– А я врал! – кричал Денис.

– Зачем врал? Врать нехорошо, – пожурила Душкова.

– Врал, потому что… врал! Захотелось, и всё! Мы с мамой хорошо живём, просто отлично! Оставьте нас в покое, ясно вам?

Денис бросился к маме и прижался к ней крепко. Милиционеры перевели взгляд с мальчишки на омбудсмена.

– И чё теперь? – кисло спросил один. – Их вдвоём тащить?

Люция Куртовна с милой улыбкой изрекла:

– Зачем вдвоём? Оторвите мальчика и ведите в машину. За вещами пришлют кого-нибудь из интерната.

– Сына от матери, значит, отрывать? – уточнил второй милиционер.

– А что делать? – печально вздохнула Люция Куртовна. – Ничего не поделаешь, закон есть закон. Его надо выполнять, восстанавливать нарушенные права ребёнка. Жаль, конечно, но… отрывайте.

– Нет!!! – в голос закричали Денис с мамой и стиснули друг друга.

Первый милиционер возвёл очи в потолок.

– Знаете, что? Разбирайтесь сами. Смотреть на это безобразие тошно.

– Ну, почему же тошно? – напевно начала Люция Куртовна, собираясь с мягкостью удава вновь расписать прелести ювенальной юстиции, но не успела.

Милиционеры повернулись к конфликту спиной и зашагали вниз по лестнице. Второй их них возмущённо сказал напарнику:

– Последние времена, слышь, настали: детей у матери забирают, полипы на теле детства…

– Во-во. И нас к этому гадству подключили, паразиты…

Люция Куртовна пожала плечами, обогнула Лабутиных, предупредила без малейшей досады:

– В другой раз, видимо, отъятие произведём. До скорого свидания, Зинаида Аркадьевна. Денис.

И она – вся воплощение улыбчивой жестокости – ускользнула в осенний пасмурный вечер. Словно ждал этого, – заморосил холодный дождь.

Лабутины долго стояли, обнявшись, не веря своему счастью. Потом Денис проговорил, судорожно вздыхая:

– Мам, я не хочу от тебя никуда.

Мама шмыгнула носом, смаргивая последние слезинки:

– А я отпускать не хочу… чудо-чадо моё бестолковое…