Интернат

– До отбоя десять минут. Бегите, пока под обстрел не попали.

Ребята распрощались.

Оставшись один, Галайда оделся, запер склад и отправился домой. Его никто не ждал: жена скончалась больше года назад, два сына жили в других городах. Он поел суп, варёную картошку и, пока жевал, не переставал думать о том, что услышал от Дениса. Потом взял телефон, набрал номер.

– Гриша? Мир дому твоему. Слушай, как бы нам с тобой встретиться, дело важное есть… Завтра после службы? А завтра суббота?.. Точно. Отлично. К тебе подойти?.. Добро… Это детей интернатских касается… Что, значит – только что созрел?.. Ну, ты прав, только что созрел. Ничего не попишешь, виноват. Всё боюсь. На Бога не надеюсь, видно… Ну, всё, Гриш, я и так всё про себя знаю… Да, в следующее воскресенье как штык… Ага. С Богом…

Положил трубку. Убрал за собой, помылся, с любовью и кропотливостью помолился перед собранным иконостасом, отроков из интерната помянул – всех, чьи имена помнил, и спать лёг.

Не спалось. Думалось о Ренате и его дружке из бюро ритуальных услуг. Неужели Гинзула на такое согласится? Не должна – женщина ведь… Хотя иные женщины страшнее мужчин, потому что им дано много. Когда кому много дано, с этим аккуратней надо быть. Конан Дойл  про Шерлока Холмса говорил, что он был настолько умён, что мог одинаково талантливо служить закону и криминалу. И закону крупно повезло, что он его защищает, а не преступает…

Фельдшер – убийца… Галайда с болью усмехнулся: будто название детектива. А что, Гинзула вполне впишется в мрачную троицу! Участвует же она в издевательствах над детьми, и прекрасно себя чувствует. Эх. Михал Натаныч давно бы уволился из интерната… Ребят жалко. Хоть какой малостью им помочь…

Здесь он всего год, а будто на всю жизнь страха нагляделся. А пойти за помощью к кому? Все порукой связаны, все друг за друга горой. Ведь если один станет тонуть, он и других утопит, чтоб самому спастись.

Недели две назад Галайда всё же отправил в управление образования давно написанную докладную о том, что творится в интернате. Но сомневался, что на бумажку правильно отреагируют. Несколько труся, он докладную не подписал, чего стыдился, но поделать с собой ничего не мог: при советской власти его достаточно сильно напугали и навсегда отвратили от воинственных поисков правды…

Михаил Натанович едва уснул в третьем часу ночи. Пришёл утром на работу, а перед воротами – две машины-иномарки.

«Высокие гости нагрянули», – понял он и обрадовался: вдруг это шанс?! Рассказать о детях, достучаться… Он ускорил шаг и в фойе торопливо кивнул охраннику Якову.

Интернат корпел на занятиях. Галайда отправился на разведку к кабинету к Алле Викторовне Крисевич. Дверь приоткрылась, и он невольно услышал громкий разнос.

На разносе лучше не присутствовать, тем более, при чём тут Галайда? Он просто кладовщик, начальник над канцелярией. Её бей – не бей, толку нуль. Не то, что у педагогов, воспитателей и фельдшеров.

Жидкий тремольный голос шипел пронзительно и абсолютно искренне.

– Вы что тут творите, Алла Викторовна?! Вы что тут, спятили все?! Вы знаете, какая к нам бумага пришла о ваших всех делишках?!

– Александра Анатольевна… – шелестел испуганный голосок, и Галайда с трудом признал в нём властный говор Крисевич. – Да мы тут… не знаю, что за чушь…

– Вот именно, чушь вы городите, Алла Викторовна! Вас зачем сюда поставили?! Чтоб вы тут всё развалили?! Чтоб репутацию нам подмочили?! К ювенальной юстиции и так у народа отношение отрицательное! Жутчайшее просто противодействие! Еле прячем все нитки, еле справляемся с недовольными, еле проталкиваем социальную рекламу, чтобы подготовить людей к принятию закона о ювеналке! Приходится столько обходных путей искать, чтобы её внедрить! Вы не понимаете, какие тут деньги и организации замешаны?! Какие силы?! Да что я вам говорю! Такое впечатление, будто у вас в голове мыши, а не мысли! Абсолютная профнепригодность! Как вы вообще попали на это место?!

– Александра Анатольевна…

– Вас зачем сюда поставили, Алла Викторовна?! Чтоб вы тут всё развалили?!

– Александра Анатольевна, пожалуйста! Ну, я… – лепетала неузнаваемая Алла Викторовна. – Я, собственно, даже не знаю, что сказать…

– Вот именно – не знаете! – шипела женщина высокого чина. – Вас саму розгами пора сечь за непонимание момента! Вы должны были чем заниматься? Пытками?!

– Не-ет…

– Вот именно! Не пытками, а вос-пи-та-а-нием! Чтоб эти дети нам принадлежали душой и телом! А вы гробите всю политику прогрессивных сил на корню! Налейте чаю.

Галайда слушал с удовлетворением: так её, так! С одной стороны, говорит эта Александра Анатольевна страшные вещи. Но с другой… может, издевательства над ребятами прекратятся?

– Алла Викторовна, – уже более спокойно продолжала проверяющая, – я вас не узнаю. Что вы наделали? Вы должны были баловать детей, улыбаться им, заманивать во всевозможные сети, чтобы оторвать их от семей, показать привлекательность тоталитарных сект – в частности, сайентологов, анастасиевцев, виссарионовцев…

Галайда насторожился.