Интернат

Кира впечаталась в стенку так, что стало ясно: его она теперь боится так же, как «старшаков». Денис пытался держать себя в руках, но внутри кипел и рвался в бой. Эх, заявились бы сейчас сюда Хамрах с Лапой! Он бы их так отделал!

Дверь внезапно толкнули, и Денис вскочил, сжав кулаки. Кто-то ахнул, увидев скорчившуюся на полу Киру.

– Что случилось?!

К девочке устремились Надя Ляшко и её одноклассницы Лариса Адеева и Анька Луцышина. Денис облегчённо вздохнул? Вот и решилось всё.

– Ей помощь нужна, – хмуро сказал он. – Отведите её в здравпункт, вдруг там есть кто. А я дежурного воспитателя найду.

– Да что с ней?! – прервала Аня, с тревогой ощупывая обмякшую Киру.

– Это не наше с вами дело! – отрезал Денис. – Надо – сама расскажет.

– А ты не скажешь?

– А я не скажу.

– Почему?

– Потому что не идиот.

И поскорее выскочил из женского туалета, проигнорировав возглас Нади: «А не ты ли виноват, Лабутин?!». Девочки присели перед Кирой, зашептали что-то. Лариса стояла у двери, глядя на Киру расширившимися глазами. Рука Ани легонько гладила пушистые волосы подружки. Кира, наконец, заплакала. Надя приобняла её и чисто материнским жестом принялась укачивать.

– Ничего, Кирушка, ничего. Мы тебе поможем, во всём поможем. А обидчиками по лбу дадим, чтоб искры посыпались. Я Пресвятой Богородице помолюсь, чтоб Она тебя хранила, оберегала. Я обязательно за тебя помолюсь. Ничего, Кирушка, ты поплачь. А потом умоемся, высморкаемся и спать пойдём. А во сне нам приснится золотой город, окружённый золотыми лугами, лесами и озёрами. Там здорово! И птицы поют, никто их не сбивает, и животные бегают, никто их не ест… Здорово же, да? И никто никого не обижает…

Вскоре они поднялись, умылись и тихонько побрели в спальню. Лариса, Аня и Надя ни о чём Киру не расспрашивали: зачем бередить? Хотя у кого как: одному легче в себе пережить, чтоб окружающие не догадались, а другим – наружу выплеснуть, рассказать толпе, выставить позор и боль напоказ.

Они легли; Надя вместе с Кирой. Девочка долго то шептала ей на ухо слова утешения, то рассказывала случаи из своей жизни, то просто молилась. Заснули они вместе. Часа через два Кира проснулась и бесшумно перебралась на пустую кровать Нади.

А Денис нашёл дежурного воспитателя и бесцеремонно разбудил его, дивясь собственной храбрости. Или, вернее сказать, дерзости?.. Впрочем, дерзость тоже на храбрости замешана. И на отчаянии.

Откуда что взялось?

Сонный недовольный воспитатель – из числа нового Душковского набора – прошлёпал, зевая, за Денисом в девчачий туалет, поскрипел зубами, обозревая пустые стены, и вернулся в воспитательскую досыпать, не пряча от надоедливого парня тяжёлого взгляда.

Денис, оглядываясь, отправился в свою спальню, пообещав себе завтра отлупить Хамраха и Лапу так, чтоб из них сок можно было б варить! Если получится. Должно получиться! Он ведь Киру защищает! Без роли защитника Душкова его враз на лопатки уложит и булавками крылышки к бумаге приколет. Напишет – «неадекватное поведение», и в психушку запрёт. Потому, как крыть ему нечем, ведь Душкова его насквозь видит… ну, почти насквозь. Ей сломать Дениса – что соломинку разорвать.

Утром Лабутин был замкнут и сосредоточен. «Старшаков» он отыскал во время завтрака. Встал за их спинами, когда они поглощали овсяную кашу, и, коротко спросив:

– А вы знаете, подонки, что за преступлением следует наказание? – положил обе руки им на головы и с силой нагнул вниз.

Лица вмазались в кашу и отлипли от тарелок обезображенными. Кто-то захихикал. Кто-то присвистнул. Кто-то прищёлкнул языком.

Денис спокойно ждал, когда рычащие зверёныши до глубины души возмущённые перенесённым унижением от какой-то там Сопли, смахнут со щёк кашу и бросятся на него. Сперва он ткнул обоих в грудь, и «старшаки», не удержавшись, упали на стол, а затем кинулся на них и замолотил кулаками, куда придётся.

– Ошалел?! – завопил Лапа. – Ты, психованный! Ты знаешь, на кого руку поднял? Да мы тебя..!

И они, в свою, очередь, бросились на Дениса с явным желанием разорвать его на куски.

Они успели несколько раз ударить его, когда пацаны из двести двадцать девятой спальни, а вслед за ними и остальные ринулись на помощь и выдернули Дениса из рук Лапы и Хамраха.

Пострадавших отправили в здравпункт. Фельдшер Евгения Леонидовна прощупала больные места, чем-то помазала, что-то записала и отправила на занятия. В окружении парней из двести двадцать девятой спальни, в присутствии воспитателя Хамрах и Лапа применили тактику несправедливо обиженных:

– Ты чё, Enter, «колёс» объелся или дури накурился? Чё дерёшься?

– Сами знаете, чего! – огрызнулся Денис, с вызовом сверкая глазами.

– Скажи, скажи! – кричали «старшаки». – Слабо сказать?

– Не буду я говорить! Чтоб все узнали – ещё чего!

– Она сама к нам полезла, чтоб ты знал! – измывался Хамрах. – Ты её плохо знаешь!

Денис рванулся к нему, чтобы добавить синяков, но его удержали.

– В колонию захотел, дурак? – крикнул ему в ухо Игорь Вострокнутов. – Там ещё хуже, чем здесь!

– Хуже, чем здесь, не бывает! – прорычал Денис.