Читаем Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети полностью

Интернетоцентризм, то есть стремление представить интернет одновременно и отправной точкой рассуждений, и их главным объектом – также сохраняет свое вредное влияние. После “арабской весны” вышли научные статьи, в которых отмечена “важная роль”, которую в этих волнениях сыграл “Твиттер”. Все бы хорошо, но авторы статей искали подтверждения этой точки зрения в самом “Твиттере”. Да, пользователи “Твиттера” обменялись друг с другом массой сообщений, но для обоснования тезиса, что роль микроблогов была “важной”, необходимо учесть и другие факторы, не имеющие отношения к интернету. Невозможно определить значение “Твиттера”, не покидая его. Для интернетоцентристов, однако, объективной реальности не существует: интернет предлагает собственные критерии успеха. Повторю то, что я написал в книге: если в лесу падает дерево и все пишут об этом в “Твиттере”, это вовсе не значит, что дерево упало из-за записей в микроблогах.

Но не опровергают ли события “арабской весны”, заметную роль в которых сыграл интернет, выводы, сделанные мной в книге? Нет.

Во-первых, в отличие от киберутопистов, давайте смотреть на вещи прямо. “Арабская весна” – это не только история о том, как отважные активисты свергли жестоких диктаторов. Она еще и о том, как западные фирмы продают технику для слежки и цензуры самым одиозным режимам мира. О том, как авторитарные правительства при желании могут отключить интернет. О безобразной, неуместно формальной политике сайтов вроде “Фейсбука”, которые не позволяют египетским или тунисским диссидентам пользоваться их услугами до тех пор, пока те не укажут в учетной записи свои настоящие имена, а не псевдонимы. О том, какую позицию заняли западные политики, дав понять, что озабоченность вопросами свободы интернета всегда будет уступать более широким вопросам “стабильности” (даже если ее обеспечивают диктаторы) традиционно неспокойного региона. Можно ли привести лучший пример, чем Египет? Вашингтон больше потратил на обучение полиции Мубарака, чем на обучение блогеров, критиковавших египетского президента. Цель такого рода критики не в том, чтобы западные политики перестали обучать блогеров. Но пусть они не провозглашают это “содействием распространению демократии” и не отвлекают нас от того, что Запад поддерживает дружественных ему диктаторов, многие из которых процветают и после “арабской весны”.

Конечно, на это можно возразить, что это пустяки, поскольку оппозиция в конце концов победила. Я не считаю эту позицию оправданной, особенно для тех, кто думает о будущем демократии. Даже отчаянные киберутописты согласятся: вовсе не применение определенных цифровых средств обеспечило уход правителей Египта и Туниса. Это результат влияния благоприятных политических, социальных и культурных факторов в сочетании с техникой. Да, техника сыграла важную роль в мобилизации, но это стало возможным лишь потому, что этому способствовали остальные условия. Нетрудно представить себе, что если бы политическая ситуация сложилась иначе, то египетский и тунисский диктаторы, несмотря на возмущение в “Фейсбуке” и “Твиттере”, сохранили бы власть и пролили еще немало крови, как это произошло в Иране в 2009 году. Поражение “Зеленой революции” было вызвано не тем, что революционеры мало писали в “Твиттере” (на улицы и так вышло множество людей), а ответными маневрами режима Ахмадинежада.

Утверждать, будто события в Египте и Тунисе показали, что демократия, питаемая “Фейсбуком”, обречена на успех, и игнорировать авторитарный аппарат слежки, пропаганды и цензуры не просто неверно, но безответственно, когда речь идет о выработке политики будущего. Неверное использование технологий заслуживает внимания всегда, даже в тех случаях, когда все хорошо кончается, поскольку такой благополучный исход обусловлен факторами, не имеющими отношения к технологиям. “Фейсбук” и “Твиттер” были доступны египтянам и тунисцам в течение нескольких лет, предшествовавших восстанию. Вероятно, кто-то скажет, что этот период важнее всего, так как интернет расширил сферу публичного во многих арабских странах и попутно помог лишить египетский и тунисский режимы легитимности. Такое предположение заслуживает рассмотрения. Однако это не показатель успеха: примеры России и Китая показывают – чтобы сделать эту расширившуюся сферу публичного восприимчивой к идеологическим запросам государства, нужно лишь немного таланта, денег и технических знаний.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века
Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века

Республиканская политическая традиция — один из главных сюжетов современной политической философии, истории политической мысли и интеллектуальной истории в целом. Начиная с античности термин «республика» постепенно обрастал таким количеством новых коннотаций и ассоциаций, что достичь исходного смысла этого понятия с каждой сменой эпох становилось все труднее. Сейчас его значение и вовсе оказывается размытым, поскольку большинство современных государственных образований принято обозначать именно этим словом. В России у республиканской традиции своя история, которую авторы книги задались целью проследить и интерпретировать. Как республиканская концепция проявляла себя в общественной жизни России в разные эпохи? Какие теории были с ней связаны? И почему контрреспубликанские идеи раз за разом одерживали победу?Ответы на эти вопросы читателю предстоит искать вместе с авторами — ведущими историками и политологами.

Александр Владимирович Марей , Коллектив авторов -- История , Константин Юрьевич Ерусалимский , Михаил Брониславович Велижев , Павел Владимирович Лукин

Политика