Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №12

Отдельную и славную страницу в истории ВЭИ составляют контакты с иностранцами. Являлись они — по моему скромному мнению — отражением ситуации в стране, чем и были интересны. Ну, во-первых, была целая когорта, которая на этом паразитировала. Со специальным помещением, с оборудованием, с кофе и т. п. Во-вторых, система пущания — непущания: когда приходили приглашения на международные конференции, то каталось Руководство. Поездка-то требует денежек, и не малых, так зачем их выделять на подчиненных? Когда к нам стали ездить иностранцы, то в столовой всякий раз отгораживали чистый угол, иногда даже салфетки клали (был случай, когда положили крафт-бумагу) и гостей кормили. Не полными тарелками икры, конечно, но различия с нашей едой были видны простым взглядом. Принимались меры по недопущению контактов. Когда как-то сотрудник В.Ч. попробовал вступить в контакт с южнокорейцами, был большой скандал и в итоге его (не южнокорейца, а В.Ч.) лишили «допуска». Целая серия историй была связана с проведением в 1977 году у нас Всемирного электротехнического конгресса — ВЭЛК-77.

ВЭЛК-77 надолго остался в нашей памяти. Во-первых, потому, что в первый день никого на заседания не пускали. Стояли у дверей «директорского этажа» (куда выходит конференцзал) здоровенные мордовороты. Во второй день, когда выяснилось, что зал пустоват-с, нас стали загонять чуть не силком на «этот собачий ВЭЛК», как бурчали мэнээсы и сэнээсы. Дело в том, что более интересные для нас доклады были в первый день.

На выходящих во двор окнах корпуса, где проходил оный ВЭЛК, повесили белые занавесочки, дабы иностранцы не увидели наш загаженный двор. Или по соображениям секретности? Как правильно говорить — секретная куча дерьма или куча секретного дерьма? На дверях туалета прикрепили красивые граненые стеклянные ручки, которые, впрочем, сперли через день после окончания, и вообще, к приезду иностранцев заново обустроили — хоть не Россию, но — туалеты на директорском этаже. Кафель, зеркала, писсуары. До бидэ дело не дошло, а может, устроители не отдифференцировали их в каталоге импортного туалетного оборудования от унитазов, и не заказали. К туалету оказался причастен и я, вместе с м.н.с. Е.П. и завгруппой Ю.Г. мы в вечер перед открытием ВЭЛКа отдирали новые унитазы от цемента, которым их уляпали ставившие их в срочном порядке работяги. К этому можно добавить, что я вообще внес большой вклад в строительство родного ВЭИ — например, я подносил раствор плиточнику, клавшему плитку в одном из помещений столовой нового корпуса. А именно, в рыборазделочной, что, учитывая мои вкусы, очень правильно.

Да и Сэй-Сенагон согласилась бы, что плитка в рыборазделочной — это важно.

Алкогольные традиции являются частью традиций трудовых, а те — частью традиций вообще. Например, к традициям вообще, но не к трудовым, относятся так называемые «календарные обряды». Например, «весеннее наступление», которое сразу вспомнили бы Сэй-Сенагон и все многолетние читатели советских газет. К традициям трудовым, но не алкогольным относятся традиции чайные, похоронные, поездки в колхозы, слушания политинформации и др. Собственно, вся наша жизнь регулируется традицией (как видно, в частности, из этого текста). Так вот, алкогольная традиция повелевала пить в пятницу после обеда. Когда я был молодой, я этого не знал и как-то собрался, уж не помню, по какому делу, сбегать на завод. Мне мягко посоветовали не ходить в пятницу после обеда на завод, но я не послушался.

Наш завод, на нашей же территории, и среди прочих вещей там делали приборы, которые мы разрабатывали. Один из этих приборов (мощная электронная лампа) имел рост с меня, и там были некие элементы в виде длинных, больше метра, тонких (диаметром 12 мм) трубок (катоды), которые должны были быть установлены с точностью в десятки микрон. Добежал я до завода, иду по участку и вижу мастеров в белых халатах, сгрудившихся вокруг прибора и явно занимающихся юстировкой. Я на цыпочках иду мимо, и тут один из них, начальник участка, поворачивается ко мне (он уже знал меня в лицо), протягивает штангенциркуль и с большим трудом произносит: «Посмотри, что он показывает… а то я что-то не могу разобрать».

Амплитуда колебаний рук — два сантиметра, корпуса — пять, изображать на письме речь пьяного мне лень.

Однажды, переступая через порог в таком же состоянии (а за порогом лежала деревянная решеточка на двух брусочках), оный товарищ долго (секунд десять) целился ногой в решеточку, а когда прицелился, решился и ткнул ногой в пространство, попал аккурат на самый край, решеточка встала дыбом и, по-видимому, неожиданно, хлопнула его по ноге.

Как это горько и несправедливо — сказала бы Сэй-Сенагон.