Мы поплыли дальше в воцарившейся тишине. Лодку плавно покачивало на невысоких волнах узкой речушки — я видел нависающие над водой кривые перепутанные ветви, проплывающие над лодкой махровые лианы. Постепенно мое состояние пришло в норму, и если бы я сейчас смог освободиться… Я бы еще подумал, стоит ли оставлять аборигена в живых.
Первое время меня удивляло, почему же наша говорливая журналистка молчит, как рыба, до сей поры не издав ни звука? При ее-то скверном нраве и столь скверной ситуации… Может, она тоже без сознания, еще? Но выяснилось, что ее рот заткнут аккуратным кляпом. Поймав мой удивленный взгляд, Чеко ответил на безмолвный вопрос:
— Она слишком криклива для такой красивой девушки. За то короткое время, пока мне пришлось ловить и связывать эту очаровательную сеньориту, опять же без особого удовольствия, мне пришлось выслушать о себе и своих родственниках столько нового, что это оказалось выше моих сил.
Я расхохотался. Ай да журналистка! Де Ла-Санио сумела достать даже этого, напоминающего вырезанного из дерева божка, любителя сельвы! Браво, репортерша, брависсимо!
С носа лодки — именно там лежала Алессандра — послышалось возмущенное мычание. Она, похоже, выражала таким образом свой протест против нас всех.
Дальше мы плыли в действительно полной тишине по одному лишь Легаро ведомому пути. Я скорее чувствовал, чем видел, что мы продвигались по очень сложному маршруту, сворачивая из одной протоки в другую, петляя по заболоченной сельве. Лишь шелестела порой о борта лодки высокая трава, возвышавшаяся над водой наподобие нашего камыша.
Так, в скитаниях по джунглям, и застал нас вечер. А затем и мгновенная экваториальная ночь. У меня складывалось непроходящее впечатление, что кто-то большой просто нажимал на некий выключатель, и гасил солнце, словно лампочку. Я тем более не был привычен к подобному, что подавляющую часть жизни прожил в умеренном поясе с его затяжными закатами и зорями.
Едва мрак опустился на лес, тут же наполнившийся усилившимися звуками неведомой жизни — глухим рычанием, кваканьем, пищанием, стрекотанием и пронзительными воплями — индеец пристал к берегу, намереваясь устроиться на ночевку.
Воткнув долбленку носом в илистый берег, Чеко вначале вывел из нее Сандру, освободив от ножных пут, и скрылся с ней в зарослях. Затем выволок на берег меня, уведя вслед ей.
Уложив меня рядом с гневно мычащей девушкой под дерево из тех, что плотно окружали довольно симпатичную, ровную и сухую полянку, выбранную местом ночлега, и вновь связав, индеец притащил сюда и лодку. После тщательно замел все следы, ведущие сюда от берега.
— Можете спать спокойно. Вам здесь ничего не угрожает, — сказал он в финале всех приготовлений, и растворился в лесу. Можно подумать, он нас успокоил!
И еще он забыл нас накормить. Живот уже начинало сводить от голодных судорог — мы ничего не ели со вчерашнего вечера. Впрочем, в том, что Легаро покинул нас до утра, был и один существенный плюс. Дело в том, что на мне были те самые дареные ботинки. Присланные из России. Просто у нас в отряде СОБРа бытовала такая традиция — подарки от сослуживцев считались талисманами, и обязательно носились с собой на выезды, командировки, задания. Поэтому мы и дарили друг другу либо небольшие вещицы-безделушки, либо элементы обмундирования.
В подошве ботинок спрятаны ножи. Наш с Алессандрой единственный шанс к спасению. Только бы добраться до них…
Проблема в том, что мои руки хоть и были связаны по здешней моде впереди тела, но плотно примотаны к лодыжкам. И это вызывало определенные неудобства, связанные с полной невозможностью дотянуться до подошвы пальцами. Тем более и ноги, и руки понемногу начинали неметь.
Минуты три безуспешно провозившись, я, тяжело дыша, бросил это дело. Теперь оставалось лишь просить помощи у девушки. Тем более, что она заинтересованная сторона…
— Сандра! — прошептал я. — Сандра, вы слышите?
Из-за спины послышалось утвердительное мычание. И похоже, она присовокупила к согласию еще несколько нелестных для всего сущего эпитетов.
— Хорошо, — сказал я тихо. — Если хотите выбраться отсюда, вы должны мне помочь. Вы меня понимаете?
— М-м. — выдавила она согласно. Видимо, кляп здорово ей мешал жить.
— У меня есть нож. Но его непросто достать. Он у меня в ботинке. В подошве. Я не в состоянии дотянуться до него. Но если вы подползете ближе, то, возможно, сможете извлечь его.
В течение следующих секунд я молча слушал, что думает по всему это поводу Алессандра, но не смог разобрать ни слова.
Затем я услышал сзади тихое шуршание, прерывистое дыхание, чередующееся стонами.
— Я понимаю, вам тяжело… — сочувствующе прошептал я, гася рвущийся наружу неуместный смех. Не думайте обо мне слишком плохо, мне было на самом деле очень жалко девушку. Но как только я представлял себе, что бы она могла понаписать о своих злоключениях в джунглях Эквадора…
Наконец она преодолела разделявшие нас несколько метров. Я приступил к инструкциям.