Интервенция и Гражданская война

В. Воейков по этому поводу писал: «По-видимому, временному комитету Государственной Думы не удалось организоваться настолько, чтобы, по выражению Милюкова, быть в состоянии «загнать в стойла чернь, расчистившую Временному правительству дорогу к власти» ⁹⁴⁴. Шульгин сокрушался: «Но пулеметов у нас не было. Не могло быть. Величайшей ошибкой, непоправимой глупостью всех нас было то, что мы не обеспечили себе никакой реальной силы. Если бы у нас был хоть один полк, на который мы могли бы твердо опереться, и один решительный генерал – дело могло бы обернуться иначе. Но у нас ни полка, ни генерала не было… И более того – не могло быть… В то время в Петрограде «верной» воинской части уже – или еще – не существовало…» ⁹⁴⁵Активный участник февральского переворота Шульгин, столкнувшись с разбуженной «стихией», буквально впадал в отчаяние: «Да, под прикрытием ее штыков мы красноречиво угрожали власти, которая нас же охраняла… Но говорить со штыками лицом к лицу… Да еще со взбунтовавшимися штыками… Нет, на это мы были неспособны. Беспомощные, мы даже не знали, как к этому приступить… Как заставить себе повиноваться? Кого? Против кого? И во имя чего?… Я убежден, что если бы сам Корнилов был членом Государственной думы, ему это не пришло бы в голову. Впрочем, нечто в этом роде пришло в голову через несколько дней члену Государственной думы казаку Караулову. Он задумал «арестовать всех» и объявить себя диктатором. Но когда он повел такие речи в одном наиболее «надежном полку», он увидел, что если он не перестанет, то ему самому несдобровать… Такой же прием ожидал каждого из нас… Кому мог приказать Милюков? Своим «кадетам»? Это народ не винтовочный…» ⁵⁴⁶Шульгин продолжал: «Родзянко мог бы бороться, если бы у него было два-три совершенно надежных полка. А так как в этой проклятой каше у нас не было и трех человек надежных, то Родзянко ничего бы не сделал. И это было совершенно ясно хотя бы потому, что, когда об этом заикались, все немедленно кричали, что Родзянко «не позволят левые». То есть как это «не позволят»?! Да так. В их руках все же была кой-какая сила, хоть и в полуанархическом состоянии…» ⁹"

Уже к лету 1917 г. деятельность Временного правительства привела к ситуации, о которой сам П. Милюков говорил: «В сущности, не менее катастрофическое положение уже не грозило, а было налицо в области народного хозяйства…» ⁹⁴⁸Лидер кадетов приходил к выводу: «Не отступление войск и отсутствие снарядов заботит русских людей, а глубокое функциональное расстройство самой страны. И именно оно повелительно ставит дилемму между диктатурой и сдачей власти…» ⁹⁴⁹Шульгин в отчаянии призывал: «Хочу, чтобы ваша власть (Временного правительства) была бы действительно сильной, действительно неограниченной. Я хочу этого, хотя знаю, что сильная власть очень легко переходит в деспотизм, который скорее обрушится на меня, чем на вас – друзей этой власти…» ⁹⁵⁰

Но, как вспоминал Деникин, «вместо установления власти, соответствовавшей военному времени, такие, как Вердеревский, проповедовали, что «дисциплина должна быть добровольной. Надо сговориться с массой (!) и на основании общей любви к родине побудить ее добровольно принять на себя все тяготы воинской дисциплины. Необходимо, чтобы дисциплина перестала носить в себе неприятный характер принуждения» ⁹⁵¹. В это время английский посол Бьюкенен писал: «…Я не держусь оптимистических взглядов на ближайшее будущее этой страны. Россия не созрела для чисто демократической формы правления». Бьюкенен подчеркивал, что «не принадлежит к тем, кто видит в республике панацею от прежних слабостей страны. До тех пор, пока образование не пронизало российские массы, они будут не более способны обходиться без сильного правителя, чем их славянские предки, которые в девятом веке пригласили северных викингов прийти и править ими, поскольку не было в их земле порядка…» ⁹⁵²Р. Чаркес приходил к выводу, что «российский либерализм, стоявший за полную парламентскую демократию в империи, где более трех четвертей населения были неграмотны и жили на протяжении столетий в условиях ничем не сдерживаемого абсолютизма, был обречен на неминуемое поражение» ⁹⁵³.