Интервью: Беседы с К. Родли

Как вам сказать... Сперва актер пугается или теряется. Ему кажется, что это шутка, и он начинает беспокоиться: как я буду выглядеть в объектив этой штуки? Эта камера действительно выглядит как игрушка, и это беспокоит людей. Но с другой стороны, я могу снимать актера на протяжении сорока минут без остановки и получаю необходимый результат. Я не хочу пугать актеров, я хочу, чтобы им было удобно, — а «цифра» позволяет мне встревать в съемку, делать ремарки, просить повторить реплику... Это помогает. И с изображением, и со звуком. Поймать нужную интонацию очень трудно, и это деликатный процесс: с гигантской камерой и сотней ассистентов я бы не мог поймать нужный момент, а актер терял бы только что найденную волну. «Цифра» — это чудо!

Других проектов у вас на горизонте еще нет?

Пока нет, не считая пары незаконченных картин — я говорю о живописи, а не о кино. Я завершил «Внутреннюю империю» ровно за три дня до ее международной премьеры в Венеции, верите? В полночь фильм был закончен, а в полседьмого утра я уже его смотрел. Я был первым зрителем. Я, конечно, одержимый перфекционист, но фильм закончил. Он готов, и он именно таков, каким должен быть.

Вы ведь работали над ним два с половиной года?..

Да. Я работал над ним сам для себя и на первой стадии собирался снимать «Внутреннюю империю» на собственные деньги. Но однажды в мою дверь постучали люди из французской компании «Канал-плюс», мои давние знакомые. Я сказал им: «Я сам не знаю, что делаю, но снимаю это на цифровое видео. Хотите в этом участвовать?» И они сказали «да». Так продюсерами стали французы. Для них, в отличие от американцев, очевидно, что у режиссера должно быть право на окончательную монтажную версию. А еще во Франции любят кино больше, чем в любой другой стране. Пожив пару месяцев в Париже, вы сможете увидеть на большом экране, кажется, любой фильм из тех, что были сняты за всю историю кинематографа! Когда твои продюсеры любят кино, ты начинаешь видеть в них не спонсоров, а товарищей.

Никогда не думали переехать жить в Европу?

Я живу в Лос-Анджелесе и очень его люблю.

Это и в фильме ощущается. Место действия — Голливуд; в начале просмотра «Внутренняя империя» напоминает «Малхолланд-драйв»...

Неудивительно. Тут тоже есть Лос-Анджелес и Голливуд, герои — актеры и режиссеры. Может, со временем я сниму еще один фильм на ту же тему, чтобы он сложился с «Малхолланд-драйв» и «Внутренней империей» в своеобразный триптих.

Почему вы снимаете фильмы о мире кино?

Он ирреален, но на наших глазах становится реальным. Мне это нравится.

Но ведь «Внутренняя империя» — не автобиографический фильм?

Ничуть. Не думаю, что режиссер в исполнении Джереми Айронса хоть в чем-то напоминает меня.

«Малхолланд-драйв» из-за прихоти продюсеров так и не превратился в многосерийный телефильм...

Я бы сказал, к счастью!

Так или иначе у вас были проблемы с продюсерами. В связи с этим вы пережили что-то наподобие творческого кризиса или это никак не повлияло на ваши творческие процессы?

Никак. Я ничего не имею против продюсеров. Я готов обсуждать с ними что угодно, и принципиальным для меня является лишь одно: окончательная монтажная версия. Она должна быть в руках режиссера, и в ничьих больше. Зачем режиссеру делать фильм, если в результате не получится тот фильм, который он делал? Понимаете, о чем я? Это полный абсурд, и студийная голливудская система буквально убивает людей. Убивает из-за денег. Это нездоровая ситуация, но я уверен, что вскоре она изменится. Цифровые технологии освободят людей, и они обретут собственные голоса, смогут делать именно то, что им необходимо. Столько законов и запретов царит в нынешнем бизнесе! Все они похожи на злую шутку.

А почему актриса Лора Дерн указана в титрах в качестве сопродюсера? Она тоже вложила в фильм собственные деньги?

Нет. Просто ей ужасно нравилось слово «сопродюсер», и я внес ее в титры под этим именем.

Жизнь в Голливуде на вас, похоже, никак не влияет. Как вам удается хранить такое присутствие духа и не изменять себе ни в одном фильме?

Очень просто: при помощи трансцендентальной медитации, которую я практикую ежедневно, дважды в день, на протяжении тридцати трех лет. Ни разу не пропустил.