Интервью. Невиновны во сне

Т. У.: О да, написал песню для Джона Хэммонда, которая называется... черт, как же она называется? Ага, «No One Can Forgive Me But My Baby» («Никто не может меня простить, только моя малышка» (англ.) — песня с альбома «Got Love If You Want It» (1992).). Потом сыграл на двух вещах для альбома Тедди Эдвардса (Теодор Маркус (Тедди) Эдвардс (1924-2003) — джазовый тенор-саксофонист; речь идет об его альбоме «Mississippi Lad» (1991).). Одна называлась «Little Man» («Малыш» (англ.).), а другая «I’m Not Your Fool Anymore» («Я больше не твой дурачок» (англ.).).

Дж. Дж.: Потом куча всего с Китом Ричардсом. Ты записал песню для Primus.

Т. У.: О, ага. «Tommy the Cat» с Лесом Клэйпулом. Он настоящий дикарь, как из джунглей.

Дж. Дж.: По «Эм-ти-ви» или где-то еще я смотрел небольшую документальную программу и интервью с ним. Отлично. Мы наверняка что-то упустили, даже большую часть. Меня просто поразило это: «первый студийный альбом за пять лет», — зная тебя и хотя бы половину всего, что ты сделал, я долго смеялся, при том, что кто-то другой может подумать: «Чем же это он занимался?» Твоя производительность в последние пять лет, да еще семья — это просто поразительно.

Т, У.: Коси коса, пока роса. Ну да, дождь был хороший, но ведь так всегда, знаешь, когда идет в руки, хочется успеть поймать, а то вдруг потом засуха, понимаешь.

Дж. Дж.: Ага, когда мы вчера ехали в Сан-Франциско, ты сочинял на ходу песню, я тогда пожалел, что не взял с собой магнитофон. Эта песня...

Т. У.: В машине?

Дж. Дж.: Ага, песня про табак, про курево. Отличная песня. В последние дни они из тебя просто льются.

Т. У.: Ну, это такой период хороший. Мне уже не терпится начать работу над альбомом новых песен. Материал уже подсобрал.

Дж. Дж.: Думаю, тебе нужно выпустить один-другой макси-сингл, песен на пять. Ты ведь сделал версию «Sea of Love» («Море любви» (англ.) — популярная регги-песня Филипа Батиста и Джорджа Хури, впервые исполнена ямайской вокальной группой The Heptanes на альбоме «Оп Тор» (1970).) для фильма. Одна из самых любимых моих песен за всю дорогу, эта твоя версия. Я ношу ее с собой, вот здесь, на кассете.

Т. У.: Ох, спасибо.

Дж. Дж.: И вот кого мы забыли. Кена Нордайна. Ты делал что-нибудь с Кеном Нордайном?

Т. У.: Ага. Он больше известен своими альбомами «Word Jazz», «Son of Word Jazz», «Colors». В пятидесятые работал с маленькой джазовой группой и выпускал пластинки, на самом деле это рассказы — странные такие рассказики, маленькие сумеречные зонки (Аллюзия на телесериал Рода Серлинга «Сумеречная зона» (1959- 1964).) в темных уголочках его мозга. Словечки, в которые ты проникаешь. Он болтает сам с собой, как будто у него на плече сидит человечек с вилами и командует: «Эй, поцелуй ее», — «Ну, я не знаю». — «Поцелуй, тебе говорят».

Дж. Дж.: ...и голоса сливаются.

Т. У.: Ага, Кен Нордайн.

Дж. Дж.: Ага, Кен Нордайн. Где он живет, в Лос-Анджелесе?

Т. У.: В Чикаго.

Дж. Дж.: Странная добавочка к американской культурке.

Т. У.: Ага, он правда замечательный.

Дж. Дж.: А для большинства людей незаметный.

Т. У.: Ага, точно. Ну вот, выходит этот альбом, и мы сделали что-то вроде словесного дуэтика. Не знаю, как еще это можно описать. Я рассказываю историйку, а он говорит в паузах, и я говорю в его паузах, и вместе получается что-то вроде узорного дуэтика.

Дж. Дж.: А где найти эту пластинку, она уже вышла?

Т. У.: Ага, дай подумать. Забыл, как называется.

Дж. Дж.: Значит, уже выпустили?

Т. У.: О да.

Дж. Дж.: Достаточно вспомнить имя Кен Нордайн, как сразу слышишь его голос.

Т. У.: «Привет, это Кен, — по телефону, — Нордайн, как дела? Я в город на пару дней, надеюсь, увидимся. Пока».