Интервью с самим собой

Этой весной он снова позвонил. Он снова в Петербурге, но встреча не состоялась. Я был на даче. Он сказал, что пришлёт мне новый журнал, где поместил продолжение предыдущего рассказа-воспоминания. Он пишет о том, как спустя тридцать пять лет снова встретился с Исааком Романовичем – «руководителем театра, выдающимся режиссёром и театральным педагогом».

«Куда уходят дни?» Они продолжаются в параллельной жизни. Только Всевышний знает, когда и зачем они приходят к нам из прошлого.

«Я иду не по нашей земле…»

После Великой Отечественной войны, будучи офицером, я три года служил в Румынии, где стояла моя воинская часть. В первый год после победы ещё не были построены военные городки и офицеры квартировали кто где. Я и мой однополчанин Мирон Зяпшипа жили в маленьком домике недалеко от воинской части. Хозяйка домика, чей муж погиб на войне, выделила нам комнату, где стояло старое пианино, напоминавшее моё детство, когда мама садилась за пианино и музицировала. Вечером, после «отбоя», когда солдаты расходились по воинским палаткам, мы приходили в наше временное жильё. Перед тем как ложиться спать, я садился за пианино и подбирал любимые мелодии. Это были военные и послевоенные песни: «На позицию девушка провожала бойца…», «Тёмная ночь. Ты, любимая, знаю, не спишь…», «Вьётся в тесной печуре огонь. На поленьях смола, как слеза. И поёт мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза…», «Спит городок после тревог. Я услышал мелодию вальса и сюда заглянул на часок…». Мирон сидел рядом и тихо начинал петь. Я присоединялся. Хозяйка приоткрывала дверь, прислонялась к косяку, слушала наше пение-бормотание и думала о своём. Наш «концерт» обычно заканчивался песней «Я иду не по нашей земле. Просыпается серое утро. Вспоминаешь ли ты обо мне, дорогая моя златокудрая?». И дальше – припев: «Я тоскую по Родине, по родной стороне моей. Я в далёком походе теперь. В незнакомой стране…». Здесь мой голос начинал дрожать. В горле происходил спазм. Наступала пауза. Накажи меня Бог, если я говорю сейчас не правду. Хозяйка не понимала слов песни, но плакала, думала о своём горе. Мы продолжали: «Я тоскую по русским полям. Мою боль не унять мне без них…».

Я родился и жил в Ленинграде и «русские поля» видел только в развороченном войной виде. Но теперь это было всё моё – и Родина, и «русские поля», и мой город, моя улица, мой дом – всё, чего лишила меня война.

Я вспомнил об этих далёких днях и дорогих моему сердцу песнях, когда два моих ученика, получив из моих рук дипломы на выпускном вечере, сказали, что не остаются работать у меня в театре, потому что уезжают за границу. От меня уходило что-то моё, уходило что-то из моей среды, из моей жизни. Я пожелал ребятам всего хорошего. Мы обнялись и расстались. Я не спрашивал, куда и почему они уезжают. Этот вопрос можно было бы задать миллионам россиян, которые живут теперь за рубежом нашей страны.

В годы «царствования» Никиты Хрущёва появилось зловещее слово «космополит». «Безродный космополит» – значит «отщепенец», предатель, враг нашей Родины. «Космополитом» в девяностые годы стал… мой двоюродный брат Лёня. Он работал инженером-конструктором на ленинградском заводе «Звезда». Завод закрылся. Другой работы найти не мог, потому что был уже пенсионером. Жена – учительница, тоже пенсионерка. Уехали. Живут на «социалке» в Штатах, в сорока километрах от Чикаго. Двухкомнатная крохотная квартирка, небольшие деньги и талоны на питание. Бесплатное лечение и бесплатные лекарства. Жить можно. Целый день Лёня и его жена Сусанна сидели у телевизора и смотрели русские передачи. О том, что происходит в нашей стране, Лёня знал лучше меня. Мы общались по скайпу, и Лёня рассказывал мне о новых российских фильмах, которых я не видел, о скандальных историях среди знаменитых артистов, о всякой ерунде на наших бесчисленных ток-шоу. Мир сузился для него до сорока сантиметров телевизионного экрана. Он умер в прошлом году. Умер тихо, у телевизионного экрана. Он был на пять лет моложе меня. Умер один из миллионов российских «космополитов», которые проживают теперь «не на русской земле».

На днях должна приехать в гости его жена Сусанна. Мы помянем Лёню и вместе поплачем.

Давайте посмеёмся

Хотите посмеяться? Мне порядком за девяносто. Я набираю в Театральном институте новый курс. Смейтесь! Когда набирал предыдущий, приближалось к девяноста. Ладно, думаю. Я набираю, выпускать будет кто-нибудь другой… И выпустил! И персонально вручал дипломы! Заведующий кафедрой говорит:

– Исаак Романович! В июне набирайте следующий курс.

– Неумная шутка, – говорю.

– Исаак Романович, я серьёзно.

– Вы забыли, сколько мне лет?

На другой день – ректор:

– Исаак Романович, даже не думайте отказываться. Вопрос уже решён на совете института. В планах института ваш набор.

…И что бы вы думали? Я соглашаюсь! И теперь, презрев радикулит, выпрямив спину, хожу гоголем – знайте, мол наших!

Можете смеяться, ребята! Я и вправду почувствовал себя вдруг моложе.