Интервью с Владимиром Путиным

В. П.: Что касается событий на Кавказе и в Чечне: ничего не скажу нового, все события начались сразу после распада Советского Союза. Когда разваливается большая страна, процессы разложения проникают на все ее территории. Это первое. Второе: у нас полностью развалилась тогда экономика и социальная сфера, люди искали выход. На многих окраинах России люди задумались о том, как сделать жизнь лучше, как преодолеть эти сложности, и очень многие — не только в Чечне — подпитывали этой идеей сепаратизм. Здесь нет ничего нового. Что касается Чечни, там все усугублялось проблемами сталинских репрессий, люди вспомнили об обидах, нанесенных в те послевоенные времена, поэтому начался конфликт. Он развивался по очень неприятному, я бы сказал, трагическому сценарию. Знаете, что послужило поворотной точкой? Не только успехи российских вооруженных сил; ведь дело дошло до того, что с территории Чечни осуществлялись нападения на соседние регионы РФ, в том числе на другую мусульманскую республику — Дагестан. Народ в Дагестане, не дожидаясь помощи от федерального центра, сам стал защищаться с оружием в руках. Но поворотным пунктом все-таки было осознание самими лидерами Чечни, что развитие республики в составе России гораздо перспективнее и выгоднее для чеченского народа, чем стремление к так называемой независимости при одновременном подчинении своей территории и своего народа выходцами из других регионов мира. У нас традиционный ислам не хотел подчиняться некоторым направлениям ислама, которые привносились сюда в том числе из регионов Ближнего Востока. Возник конфликт между местными религиозными деятелями, одним из которых был отец Рамзана Кадырова, и новыми так называемыми лидерами, которые приехали из-за границы. У меня тогда состоялся с ним первый разговор, он дал мне понять, что они думают о выстраивании отношений с Россией. Это была его инициатива, не под давлением. В результате он стал первым президентом республики. Его сын, нынешний президент, воевал вместе с ним против федеральных сил и вместе с отцом сам пришел к выводу о том, что интересы чеченского народа нельзя отделить от интересов России. Да, там много людей крайних взглядов, у них такой героический тип менталитета, кроме того, они прошли через кровавые и тяжелые испытания гражданской войны. Меня сегодня спрашивают: «Скажите, пожалуйста, почему Кадыров и представители его окружения позволяют себе резкие высказывания в отношении оппозиции?» Я с ним разговаривал на этот счет, причем неоднократно, он обещал изменить свою риторику. Объяснение у него очень простое, он говорит: «Мы прошли через кровь и страдания, мы знаем, что такое гражданская война, и мы не можем допустить, чтобы кто-то привел всю Россию к такому тяжелейшему испытанию и перевернул нашу страну так же, как когда-то перевернули Чечню». Я не думаю, что это правильная логика, я ее не поддерживаю, просто описываю его позицию. Можно с этим соглашаться, можно не соглашаться, но такова его позиция. Хотя, я считаю, что он, как официальный руководитель Чеченской Республики, должен быть сдержаннее и действовать в рамках российского закона. Надеюсь, что в конечном итоге так и будет. Просто нельзя забывать предыдущий жизненный опыт.

О. С.: Тем не менее вы наполняете бюджет Чечни на 80 % — за это расплачивается Россия. Я забыл точную цифру.

В. П.: Не только Чечни, это целенаправленная политика российского руководства, направленная на перераспределение бюджетных средств с целью выравнивания уровня экономического развития во всех регионах РФ. Наша цель — добиться такой ситуации, при которой экономики всех субъектов РФ будут самодостаточны. Тогда не нужно будет оказывать им массированной поддержки. Повторяю, это не только Чечня. У нас из 85 субъектов всего 10 приносят больше денег в бюджет, чем получают. Из федерального бюджета мы очень многие субъекты поддерживаем, не только Чечню, а практически весь Северный Кавказ, Дальний Восток, Южный федеральный округ и некоторые другие регионы. Так что Чечня — это не исключение.

О. С.: Участвовали ли чеченские вооруженные формирования в последнем конфликте на Украине?

В. П.: Там были добровольцы, я знаю об этом, это правда.

О. С.: Давайте изменим тему нашего разговора. Мы уже говорили об этом, но мне нужно кое-что уточнить. Почему вы после 2001 года тихо согласились на присутствие американских военных в Средней Азии?

В. П.: Мы не просто согласились тихо. Меня президент США попросил о поддержке, я поговорил с некоторыми лидерами среднеазиатских республик и просил их позитивно отреагировать на просьбу США[146], в том числе для размещения военных контингентов США и для использования их территорий и инфраструктуры, прежде всего авиационной. Я исходил из того, что мы имеем дело с общей угрозой, с терроризмом, который распространялся с территории Афганистана, и должны вместе работать. Тем более что президент США заверил, что они не на всю жизнь там собираются оставаться, не на десятилетия, и уйдут через несколько лет.

О. С.: Он сказал, что они не собираются оставаться там навсегда?