— Да, вы правы, — сказал я. — И вы лежали там все время?
— Я закутала голову плащом. Самым ужасным был ветер, настоящий ураган, и никто не понимал, откуда он взялся. До налета стояла прекрасная погода. Думаю, они придумали что-то страшное, отчего и возник этот ураган. Потом он мне объяснил, что ветер поднялся из-за огня. Когда загорелся весь город, воздух начало вытягивать вверх… или что-то в этом роде. Я лежала, уткнувшись лицом в землю, крепко держа дождевик, и боялась, что меня унесет ветром… Да, именно там я с ним и познакомилась.
— С кем, с Матиасом?
Она снова с сомнением посмотрела на меня, и я испугался, что она сейчас прекратит рассказ, так как снова перепутала меня с ним.
— Рядом со мной упало что-то тяжелое. Очень близко. Я подумала — с самолета и ждала взрыва. И даже не взглянула. Мне было страшно пошевелиться. Вдруг кто-то хлопнул меня рукой по спине, и я вздрогнула от испуга.
«О, вы еще живы!» — произнес чей-то голос.
«Да», — ответила я. Мне кажется, что, несмотря на адский шум, мы разговаривали шепотом.
«Вы не ранены?» — спросил он.
«Кажется, нет».
«Я спросил, потому что у вас одежда прожжена в одном месте. Лежите, я буду рядом».
Я не знала ни кто он, ни как он выглядел. Ах, если бы я тогда хоть что-то о нем знала! Однако он до последнего момента не говорил мне, как он молод. Он придвинулся ближе, и я была этому несказанно рада. Да, мне на самом деле стало радостно на душе. Я почти заснула только потому, что рядом находился кто-то, кому было до меня дело.
Да, его звали Матиасом, в честь прадеда. Но все называли его Матесом. Это звучит не так библейски, говорил он. Я же не стала говорить, что меня уменьшительно зовут Теей. Мне не нравился этот вариант. Только по документам я Доротея.
Одна бомба упала совсем рядом с нами, и все вокруг содрогнулось. Он еще теснее прижался ко мне и положил руку мне на плечо.
«Сейчас все кончится, — сказал он. — Налет не может продолжаться вечно».
Я заметила, что его рука тоже дрожит. Так мы лежали там, прижавшись друг к другу, и ждали. Никто не мог бы сказать, сколько времени все это продолжалось. Казалось, вокруг не было ни одного человека. Наконец он встал. Я так испугалась, что вскочила и вцепилась в него.
«Не уходите!»
«Я думаю, что все кончилось», — сказал он.
Я с самого начала подумала, что он солдат. Но как он был молод! Кругом все пылало. Огонь освещал его. Мы оба были покрыты грязью с головы до ног. Я очень боялась, что он оставит меня одну. Он посмотрел на меня, и в этот момент мне показалось, что он сердится.
«Куда вы собираетесь идти?» — спросил он.
«Я не знаю».
«Ваш дом разрушен?»
«Да».
«У вас нет знакомых, у которых вы сможете остановиться? Я отведу вас туда».
Я сказала, что я здесь чужая. Что я только три месяца назад вышла замуж, а мой муж на фронте. При этом я начала плакать.
«Не ревите!» — прикрикнул он на меня. Он был очень резок со мной, но за меня он искренне переживал.
«Так, но куда же нам идти? Все теперь не имеет смысла».
Вы не поверите, насколько он был похож на вас. Прежде вы, наверное, выглядели точно так же. Поэтому я до сих пор еще уверена, что он, возможно, ваш брат. Ему не было в тот момент и двадцати лет. Солдатом он стал недавно. Его послали в Данию на обучение, как тогда часто делали с новобранцами, потому что в Дании было больше еды. Скоро его должны были отправить на фронт и перед этим дали отпуск. Он сказал, что в Гамбурге оказался случайно, проездом по пути к родственникам. Но он солгал, потому что на самом деле произошло страшное, и он не хотел об этом говорить.
«Мы не можем оставаться здесь, — сказал он и быстро огляделся. — Иначе нам конец. Надо выбираться отсюда как можно скорее. Идемте, надо уйти отсюда».
Он протянул руку в сторону Эльбского моста. Там тоже все горело, и я не понимала, как мы туда доберемся. Однако я полностью доверилась ему, хотя совсем его не знала. Я подумала, что солдат лучше знает, что надо делать, пусть даже он и так молод. Собственно, я вообще ничего не думала. Я просто была рада, что не осталась одна.
Он крепко взял меня под руку — нет, скорее просто схватил за руку, — и это было мне приятно. Было очень жарко. Мы шли против ветра. Я доверилась, и он не подвел.
«У меня только домашние тапочки», — сказала я ему.
«Ничего страшного», — ответил он.
На мне были соломенные тапки, знаете, такие дешевые и очень непрочные. Вся наша квартира была усеяна выдранными из тапок соломинками. Нам постоянно твердили, что надо надевать все самое добротное, когда спускаешься в бомбоубежище. Но я думала, что налет скоро закончится, и до последнего не вставала с кровати. Потом я натянула юбку поверх ночной рубашки, накинула дождевик и побежала в подвал. С собой я захватила только сумочку с документами. Другие тоже пришли в подвал в таком виде, но никто не обращал на это внимания.