Ф. С. Ф.
Черт побери, он очень австралийский. Актер, исполняющий роль Джея Гэтсби, не в меру упитан, а тот, что играет Ника Каррауэя, слишком женствен. Мне больше понравилась предыдущая экранизация, она не такая сентиментальная.Ф. Б.
Та, что снята в 1974-м, где играют Роберт Редфорд и Миа Фэрроу?Ф. С. Ф.
Да нет же, экранизация 1926 года, режиссер Герберт Бренон, с Уорнером Бакстером, косящим под Эррола Флинна, с усиками и квадратным подбородком. Это единственный удачный Гэтсби из всех экранизаций.Ф. Б.
К несчастью, этот фильм канул в Лету и к настоящему времени никаких следов от него не осталось.Ф. С. Ф.
Ф. Б.
Что вы думаете по поводу любви французов к вашим книгам? Вас только что выпустили в «Библиотеке Плеяды», это огромная честь…Ф. С. Ф.
Для меня это несказанное удовольствие. Не такое, правда, как если бы я имел возможность распилить бармена «Динго-Бара» пополам, чтобы посмотреть, что у него внутри, но близкое. Некоторые переводы, должен признаться, показались мне чересчур сложными. Не забывайте, что я специально учился краткости в рекламном агентстве «Бэррон-Колльерс»: сочинял объявления для трамваев.Ф. Б.
Не так давно один издатель, Шарль Данциг, перевел и опубликовал ваши интервью.Ф. С. Ф.
Ф. Б.
Мне заглавие понравилось: «Книги и роллс-ройс». Вы и вправду хотели купить роллс на свои авторские гонорары?Ф. С. Ф.
Ну, роллс довольно скоро закончил бы свои дни в бассейне. Что касается книг… Людям интересней моя жизнь, чем книги. А жизнь у меня, поверьте, была не такой уж веселой. Если бы это было в моих силах, я изменил бы конец.Ф. Б.
Чтобы не умереть в сорок четыре года?Ф. С. Ф.
Разве? Я что, уже умер? А что ж тогда мы тут делаем?Джей Макинерни III
В плане литературной стилистики и потребления спиртного Джей Макинерни вдохновляется примером Скотта Фицджеральда. У нас с ним стало традицией, всякий раз, как он приезжает в Париж, заглядывать в ресторанчик «Дружище Луи». Американцы в восторге от этого заведения, оно напоминает им дни Освобождения: по виду это нелегальная лавочка, закупающая провиант на черном рынке, которую содержат контрабандисты. С возрастом начинаешь усваивать привычки старого холостяка: ценишь, когда тебя встречают при входе гарсоны в белых пиджаках, отмечаешь, как легко подхватывают они твое пальто и, минуя головы посетителей, ловко швыряют его на полку, какие бывают в поездах дальнего следования; заказываешь всегда одни и те же блюда: улиток, лягушек, фуа-гра, испанский хамон «пата негра», бресскую пулярку, жареную говядину на косточке; а по части вина колеблешься между бордо лучших лет и неожиданными открытиями, — правда, первые всегда побеждают. Моя дружба с Макинерни восходит к 2003 году, когда, беря у него интервью, я вытащил его из претенциозного ресторана «Китчен Гэлери» и, можно считать, силой привел в «Аллар» (еще до того, как это заведение выкупил Ален Дюкасс). Как оказалось, звезда нью-йоркского литературного авангарда был безмерно рад оказаться в старом парижском бистро, где тебе без всяких выкрутасов подадут и лягушек, и улиток и зальют это все старым добрым «живри». Полуночники, независимо от того, кто они — французы или американцы, нуждаются в сытных и питательных блюдах для восстановления сил. Обитатели Сен-Жермен-де-Пре, как и жители Гринвич-Виллидж, любят старые камни, запах плесени, опилки на полу, в которых шныряют мыши; традиции, которые излечивают от комплекса вины после загульной ночи и убеждают, что все хорошо и жизнь удалась. Последствия неумеренных возлияний мгновенно исчезают от вида старых стен и ко всему привыкших гарсонов. И нет ничего хуже для поглощенного саморазрушением писателя, чем стальной табурет, треугольная тарелка и музыка лаунж. Ему нужны глубокие кресла, огонь в камине, оленьи головы по стенам, тишина и забвение. Что еще сблизило меня с Макинерни — это щенячий восторг от Скотта Фицджеральда, угрюмый цинизм, замешенный на сарказме, вечеринках с танцами и пьяными женщинами в длинных платьях, а также другие мелочи, от которых невозможно излечиться.