Интим не предлагать!

— Ну вот кто тебя просил лезть?! — подскакиваю, интенсивно смахивая липкие капли. — Теперь пятна останутся!

— Блин, соррян, я же не специально, — наступив на осколки графина, которые тут же устрашающе захрустели под подошвой его модных мокасин, Артём хватает полотенце и, нагло вцепившись в моё бедро, принимается водить тканью по ноге.

Всё это произошло настолько быстро, что я буквально моргнуть не успела.

— Ради Бога, не надо мне помогать! Просто уйди, — пытаюсь стряхнуть с себя его руки, но он, уже ощутимо больно впившись пальцами в кожу, с упоением маньяка будто бы вытирает капли, а на деле тупо меня лапает. — Пашутин, эй! Ты что делаешь?

— Скажи ещё, что тебе неприятно.

— Да, мне неприятно. Пусти!

— Ой, да брось, Ромашкина, согласись — ломаться сейчас это уже не актульно, — он отбрасывает полотенце в сторону и, сделав шаг, впечатывает меня в дверцу кухонного шкафа. Поставив ладони по обе стороны от моей головы, блокирует любую возможность для какого-либо манёвра. — Хрен с ним раньше, когда ты ещё могла делать вид, что не от мира сего и всё земное тебе чуждо. Но сейчас, когда ты продалась с потрохами первому, кто предложил тебе крупную сумму, делать вид, что “я не такая” — тупо.

Лихорадочно сияющие глаза из-под полуопущенных покрасневших век смотрят уверенно и крайне враждебно.

— Ты накурился, что ли? Если сейчас сюда зайдёт Богдан или Николай Филиппович, или кто-то ещё — тебе не поздоровится.

— Не зайдёт, там подоспела партия шашлыка — все убежали на задний двор.

— Что тебе нужно, Пашутин? — стараясь сменить тон на миролюбивый, пытаюсь вновь вернуться к теме беседы: — По-моему, я всё сказала тебе ещё осенью — ты мне не нравишься и абсолютно не интересен. Писать, звонить и уж тем более пытаться соблазнить — всё бесполезно.

— Может, мне тоже надо было предложить тебе денег, чтобы ты и передо мной ноги раздвинула? Я, знаешь, раньше об этом как-то совсем не подумал.

Возмущаться и охать “как ты можешь!” — нет времени, вместо этого упираюсь ладонями ему в грудь, чтобы если не оттолкнуть, потому что силы явно не равны, то хотя бы отстраниться от него как можно дальше.

Потом, не теряя надежды пробую ударить его коленом в пах, но он плотно прижимает меня к шкафу, парализуя бёдрами мои ноги.

Бесполезно! Остаётся только орать и звать на помощь, тем самым опозорив себя перед всеми гостями.

— Пашутин, это правда уже не смешно, пусти.

— Не смешно, да, скорее грустно. Грустно от того, что нормальных девчонок не осталось. Честное слово, клянусь, я думал, что ты ни за что не согласишься на эту хрень со свадьбой. На все сто был уверен. Кто-то — да, но не ты. Сколько он тебе предложил и, главное, что такого наплёл, что ты купилась? Ну не правду же он сказал в конце концов, в это я точно не поверю.

— По-моему, ты что-то не рядышком говоришь, я тебя не понимаю, — пытаюсь снова его оттолкнуть и снова безуспешно.

Ужасно жарко, скованные лодыжки прилипли друг к другу на сладкий компот, да и дыхание Пашутина у лица совсем не претендует на свежесть альпийских лугов.

— Пусти, я сейчас задохнусь, правда, ужасно душно. — Снова толкаю. — Да пусти ты! Никуда я не денусь.

Он, подумав, неохотно убирает руки и отстраняется.

— Дебила кусок, — пихаю его ладонью в плечо и раздражённо расправляю замятые складки на платье. — Десять тысяч стоит, между прочим. За химчистку ты платить будешь.

— Так что он тебе наплёл? — не унимается Пашутин и, расставив широко ноги, складывает руки на груди. Специально ведь у двери встал, чтоб я не улизнула.

— Ничего он мне не плёл, правду сказал.

— Серьёзно? — кривится Артём. — И ты согласилась?

— Ну да, а что такого? Это не криминал, не убийство, просто взаимовыгодная сделка, — открываю холодильник и вынимаю-таки злосчастные рулеты. — Как будто бы ты отказался от трёх лямов.

— Три ляма? Всего-то? Не дорого же ты себя ценишь.

— Вот только мораль мне здесь не читай, ладно? Сильно сомневаюсь в твоей святости. Ему нужна была услуга, мне нужны были деньги. Не вижу в этом ничего такого, из-за чего можно строить такую презрительную мину.

Выглядит Пашутин действительно не очень, весь флёр недавней крутости куда-то испарился. В глазах недоумение и даже недоверие.

— Хочешь сказать, что реально вот прямо всё как есть, так и выложил? Охренеть, не ожидал, что он настолько циничный. Да и ты тоже. Это трэш какой-то, если честно, — отходит от двери и с озабоченным лицом опускается на край барного стула. — Ну если в начале ещё ладно, я видел, что там реально договорняк, то сегодня мне показалось, что между вами что-то есть.

— А если есть, то что? Тебе какое вообще дело? Или тебя бесит, что тебя я когда-то отшила, а его нет? — этот бессмысленный разговор начал мне уже порядком надоедать. Вообще вечеринка уже, если честно, встала поперёк горла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Я устала, если так пойдёт и дальше, то едва я доберусь до кровати, то сразу же вырублюсь и накроется мой подарок медным тазом

Мой? Я сказала мой? Подарок Малиновского, конечно.