Интим не предлагать!

— То, что ты меня отшила, это, конечно, неприятно, но сейчас я уже этому даже рад, потому что мутить с девчонкой, которая, зная, что чувак на неё поспорил, с радостью прыгает в его постель — это даже для меня борщ. Но если для тебя подобный спор — это норм, ну я тогда не знаю…

Замираю с блюдом рулетов в руках. Глупо моргая, таращусь на Пашутина и решаю, что это всё мне просто послышалось.

Что он сказал? Спор? Наверное, он сказал сор. Точно, сор. На улице так шумно.

Видимо, заметив растерянность на моём лице, Артём тут же заметно воспрял духом:

— Погоди… Ты что, не знала о споре?

В любой непонятной ситуации сохраняй хорошую мину.

— Почему не знала — знала. Знала, конечно.

— Ты не знала, — даже не думая скрывать злорадство, хмыкает Пашутин. — Ну ок, что он тебе сказал? Зачем ему вдруг резко понадобилось жениться?

— Из-за наследства, — как-то слишком уж тихо говорю я, и лицо Артёма озаряет широкая улыбка.

— Наследства? Серьёзно?

— Ну да, его дед умер и оставил ему завещание, но чтобы его получить, Богдан должен быть женат… — говорю ещё тише и только сейчас осознаю, как всё это бредово звучит.

Тарелка скользит в увлажнившихся вдруг ладонях и мне стоит невероятных усилий её удержать.

Пашутин неторопливо слезает со стула и закладывает руки в карманы брюк.

— Ромашкина, ну ты вроде бы не дурочка и не ребёнок давно, а в сказки веришь. Ну какое наследство? Его дед жив и здоров.

— Дед по матери…

— О-о, как всё отказывается запущено, — Артём качает головой и снова ощущает себя на коне. Это видно по всему: по уверенному взгляду, по расправленным плечам и снисходительной усмешке. — Малиновский опять набрал в моих глазах очки. Ну красава, чё.

— А… о каком споре ты говорил? Что хоть за спор-то? — хочу произнести безразлично, но выходит до боли жалко.

В голове хаотично прыгают картинки прошедших недель, начиная с момента когда он вытащил меня с пары Веника и заканчивая сегодняшним вечером. Только сейчас я понимаю, как много было несостыковок и белых пятен, на которые я раньше смотрела сквозь пальцы.

Почему? Почему я смотрела на них сквозь пальцы? Как он умудрился так виртуозно запудрить мне мозги?

— Обыкновенный спор, где ты играешь главную роль. У мужа своего спроси лучше. Слушай, ты какая-то бледненькая стала. Водички?

— Отвали.

Я скорее обреюсь налысо, чем покажу Пашутину свои слёзы. А они уже опасно близко. Очень-очень опасно и очень-очень близко.

Глубоко вдыхаю, шумно выдыхаю.

Так, без паники. Этот кретин может и врать. Решил так по-идиотски пошутить, а я как дура повелась. Ну конечно, скорее всего так и есть.

На втором этаже, в спальне, в ящике комода спрятан мешок с лепестками роз и шампанское. Я бы ни за что не решилась на такой шаг с человеком, который на меня поспорил.

Да и вообще, как это — спорить на человека?

Нужно отыскать Малиновского и спросить у него, прямо, он точно мне всё объяснит. А потом, когда он будет квасить морду Пашутину, я раздам всем поп-корн и запрещу их разнимать.

Да, нужно срочно отыскать Малиновского.

— Дай пройти, — удерживая перед собой блюдо с рулетами, уверенно огибаю Артёма и едва я тянусь к ручке двери, как дверь открывается сама.

Малиновский стоит в проёме — высокий, благоухающий, невероятно красивый. В бледно-розовой рубашке, которая ему очень идёт и по-модному подвернутых брюках.

Этот человек лечил меня от простуды, чинил лопнувший сифон в нашей с Анькой съемной однушке и очаровал всех бабок из подъезда.

Он не мог на меня спорить!

— А я тебя везде ищу, — Богдан бросает на меня тёплый взгляд и тут же переводит глаза на Пашутина. Парни долго смотрят друг на друга, молча, ничего не говоря, но мне почему-то кажется, что слова им не нужны.

Они поняли друг друга.

— Поболтайте тут без меня, — нарушает повисшую тишину Артём и, выйдя из кухни, плотно закрывает за собой дверь.

Часть 39

Я не знаю, когда именно это произошло. Может, в тот день, когда она ответила мне “да”, или когда заболела и, кутаясь в одеяло, не выпускала из рук своего потрёпанного медведя, или когда я впервые её поцеловал, или когда залпы салюта отражались в её глазах… Я не знаю, когда это произошло, но точно знаю, что отчаянно, бесповоротно, без возможности дать заднюю попал.

Из глупого фарса, спора по пьяной лавочке Ромашкина неожиданно стала тем спасительным якорем, что вытащил меня из вереницы тупых отношений, похожих один на другой дней и абсолютного непонимания цели своего существования.

Ромашкина, которая своим вредным характером может довести до белого каления так же запросто, как свести с ума ароматом волос.

Ромашкина. Хрупкая девочка со стальным внутренним стержнем. Которая боится темноты, но смело кидается с кулаками на двухметрового парня, потому что есть только её мнение и никакое другое.

Ромашкина, способная превратить циничного альфа в мягкотелого няшу, кем я, собственно, и стал, раз несу всю эту ванильную ересь.