Интимная жизнь элиты

– А, знаю… Это вербовочная работа Кеннета.

– Пока не получается. Может быть, что-нибудь приду-мать? Посоветуй.

– А нельзя ли ему сделать промывание мозгов? Посадить на таблетки или уколы?

– Ну а еще что?

– Перевести его в другую тюрьму и подбросить уголовника. Он сразу превратится в тряпку или в бабочку. Вить можно любую веревку.

– Вроде все оно так. Вить веревку проще… Но Кеннет просил этого не делать.

– Ну, что тогда? Он, видимо, побаивается, что его могут кокнуть? Сделай инсценировку.

– Пожалуй…

Вместе покурили и распрощались.

– Приходи поболтать, – сказал Майкл.

– Дел по горло, – Чарли резанул рукой по горлу. – А тут еще этот…

Чарли Сторн чуть не поругался с Кеннетом. Тот, узнав, что Чарли готов экспериментировать, вышел из себя:

– Ты что, решил все испортить? Я с Максимом провел столько времени, все вел исподволь, а ты… как мясник, топором. Ты что, первый день в разведке?

Чарли, смутившись, глуповато улыбался.

– Ну, понимаешь…

– Здесь нужна ювелирная работа. После твоих уголовников он замкнется, а после наркотиков превратится в дурака. Максим должен стать полноценным агентом СИС… Мы так, Чарли, не договаривались…

– Конечно, конечно, я с тобою согласен. Но…

Чарли скрыл от Кеннета, что был в тюрьме Лачмер с Майклом Стегнером. Как они думали, нужен короткий нажим.

Чарли нашел Максима посвежевшим и отдохнувшим.

– Вам, Максим, жить здесь на пользу…

Но Майкл Стегнер попытался сразу взять быка за рога:

– Мы не можем тебя долго держать в привилегированном Лачмере. Не можем держать, но и боимся за твою жизнь. Вчера ночью французы расстреляли своего агента только за то, что он перешел на нашу сторону.

– В наше время это прискорбно, – заметил, хмурясь, Чарли. – Ты будешь находиться здесь до тех пор, пока все не успокоится… при условии, конечно, глубокого взаимопонимания.

Максим разговором расстроился и стал упрямо твердить, что хочет видеть Кеннета.

Кеннет пришел и, поняв состояние Максима, выругался трехэтажным русским матом.

– Майкл Стегнер был здесь? Господи, что же такое на этом свете творится?!

Кеннет был о Майкле самого плохого мнения. Он считал его человеком ограниченным и весьма непорядочным. Единственно, где тот добился успеха – это на бабьем фронте…

– Нет, так дело не пойдет, – смело заявил Кеннет. – Они путают все мои карты.

Кеннет уехал, сказав, что через час-два вернется. Он и вправду сдержал свое слово. Даже вернулся немного раньше.

– Я был у Джорджа Белла и доказал ему, что так профессионально-порядочные люди не работают. Это я привел тебя и несу за тебя ответственность…

Он был в приподнятом настроении.

– Знаешь, а не кажется ли тебе, что ты здесь засиделся?

– Я попал в ловушку, выбраться из которой оказалось почти невозможно.

Но Кеннет его не слушал. Хлопнув в ладоши, он закричал:

– Я придумал… Максим, я все придумал! Едем в самый-самый веселый бардак с сауной и русскими цыганами…

Через полчаса Кеннет и Максим были в машине. Из Кеннета сыпались анекдоты. Но иногда он прерывался и иронически вставлял:

– Чарли оказался глупым, как пробка.

Максим почувствовал, как отходили нервы и как восстанавливалось его душевное равновесие.

Кутили на славу. В сауне пили только коньяк, наслаждаясь лаской смазливых девочек.

– Ты, совок, давно отстал от настоящих удовольствий. Мы привыкли наживать чувства только через свои эмоции. Но художникам необходима интенция – горячее живое тело в чужих руках…

Кеннет сунул в руки Максиму этюдник.

– Сейчас будем мазать на холсте.

Перед ними появилась парочка развязных пацанов. Девочка и мальчик показывали разные сексуальные выкрутасы, а они пачкали холст масляными красками.

– С натуры, – смеялся Кеннет. – Это, между прочим, хорошо успокаивает нервы… А потом мы эти кляксы под Ван Гога продадим за миллион… Богатых дураков немало!

Когда «концерт» подростков закончился, Кеннет удовлетворенно вздохнул:

– Сейчас в Европе детский секс в фаворе. Ты, Максим, ни черта не понимаешь… совок!

– Может, и не понимаю.

– С каждым годом люди устают все больше и больше, – серьезно сказал Кеннет. – Катаклизмы души. Нарастают дистрессы. Такую остроту и недовольство жизнью можно снять только острыми ощущениями… Так что раскрепощайся, мужик!

И они раскрепощались. Шальной Максим ползал по скользкому полу сауны за какой-то малолеткой… А она, показывая язычок, манила его все дальше и дальше в бездну бардачной любви.

Кеннет сам заплатил за все.

– Но ты, будущий капиталист, – заметил он игриво, – у меня в долгу.

Они едва добрались до тюрьмы Лачмер. Кеннет остался ночевать в камере. Они еще долго несвязно болтали, когда Кеннет (у него была вполне свежая голова) спросил:

– Кто там в Финляндии?

– Пашка Цветков, вечный румянец на щеке.

– А в Англии резидентура большая?

– Точно не могу сказать. Резидент Гарольд Дроздов. Младший лидер Валерий Иванович Снытко… играющий тренер. А так… мужик неглупый. Вертится, словно на вертеле, – кому не хочется выжить в этом бардаке!

Они еще пили и обнимались, и клялись в верности до смерти.

– Жизнь, как в армии, – дерьмо! – орал во всю глотку Максим. – Я в этом убедился…

Кеннет одобрительно поддакивал ему.