На протяжении своей бурной и разнообразной карьеры Каменев сочетал роль революционера с ролью историка революционного движения. Трудно себе представить, как при всех его занятиях и обязанностях Каменев находил время для исторических и литературных изысканий. В разные годы он занимал различные партийные и государственные должности (помимо прочего, после революции он был членом ЦК партии и Совета народных комиссаров), был занят трудоемкими проектами (включая подготовку списка враждебных Советам деятелей науки и культуры, который был использован при арестах и депортациях 1922 г., а также хлопоты по поводу других арестованных писателей и ученых). И до и после революции 1917 г. он активно участвовал в борьбе за власть и в соперничестве партийных фракций и часто оказывался за решеткой. И все же, трудясь для революции, Каменев работал и как ее историк. В 1914 г. (в это время он являлся редактором подпольной большевистской газеты «Правда» и кандидатом в руководители большевистской фракции в Государственной думе) Каменев опубликовал в «Вестнике Европы» свой первый научный труд, статью о Герцене и его соперниках в революции 1848 г.[59] Начав с Герцена и Чернышевского, он занялся затем другой исторической личностью — Лениным. (В 1922 г. Ленин доверил Каменеву свой архив.) В 1927 г. Каменев, который большую часть своей политической жизни колебался между оппозицией и правящим крылом партии (в случае и Ленина, и Сталина), лишился всех партийных и государственных постов. В 1930-х гг. сфера его влияния была жестко ограничена литературой: в 1932 г. он был назначен директором издательства «Academia», в 1934 г. — директором Института русской литературы и Института мировой литературы им. Горького. (Собственно говоря, он был одним из основателей этих институтов.) Потерпев неудачу как революционный деятель, в начале 1930-х гг. Каменев вновь обратился к Герцену: он занялся подготовкой полного издания «Былого и дум». В 1934 г. он был арестован вместе с другими членами старой партийной элиты и в 1936 г., после показательного процесса, казнен[60] . (Погибли также жена Каменева, его бывшая жена, двое сыновей, брат и невестка.)
При выходе в свет (в 1931 и 1932 гг.) каменевское издание «Былого и дум» встретило теплый прием, и о нем писали. «Литературное наследство» поместило хвалебный отзыв герценоведа Ж. Эльсберга (известного также как Яков Эльсберг), в то время секретаря Каменева и сотрудника издательства «Academia»[61] . Он также был осведомителем НКВД и, как считают сегодня, был прямо причастен к арестам ряда литературоведов, историков и писателей[62] . После процесса и расстрела Каменева изданные им как редактором книги, включая «Былое и думы», исчезли из публичного обращения[63] . Таким образом, сочинения Герцена снова подверглись запрету в России, но теперь не из-за автора, а из-за издателя — который, как некогда Герцен, сочетал революционную деятельность с разработкой истории революционных идей.
Каменев был официально реабилитирован в 1988 г. В Публичной библиотеке в Петербурге (теперь Российской национальной библиотеке) экземпляр каменевского издания «Былого и дум» был возвращен из спецхрана в общий фонд в 1990 г.[64] В западных библиотеках имеются экземпляры — приобретенные в СССР, — в которых имя Каменева выскоблено лезвием (а в некоторых вырезано вступление)[65] . Этому изданию еще предстоит стать объектом внимания российских герценоведов: с 1936 г. ни один исследователь или редактор «Былого и дум» не упоминал и не использовал богатый материал, содержащийся в этом издании. (Среди них и Птушкина, сотрудник основанного Каменевым Института мировой литературы им. Горького.) Как это ни странно, сталинская культура забывания коснулась и истории семейной драмы Герцена.
* * *